Назип Хамитов 2024-05-20 66

Персонализм и идея бессмертия

Бессмертна ли личность человека? И если да, то в чем проявляется бессмертие? Какие проявления бессмертия личности реальны, а какие всего лишь символичны? В своем эссе философ, писатель, психоаналитик, Президент Международной ассоциации философского искусства Назип Хамитов (творческий псевдоним – Нэз Светлый) ищет ответы на эти вопросы.

Автор показывает, что идеализм и материализм заходят в тупики, пытаясь осмыслить возможность и действительность бессмертия, тогда как персонализм находит выход из лабиринта.

Персонализм и идея бессмертия - иллюстрация к статье

1

Преемственность Я духовного и формы телесности в течение жизни человека – сам феномен индивидуальности – наполняет нас мыслью о том, что за индивидуальностью кроется нечто более глубокое и вечностное. Это нечто принято называть личностью или персоной. Материя человеческого тела разлагается, восстанавливается, наконец, разложение начинает доминировать, однако индивидуальность не растворяется в ней, а персональность почти свободна от нее. Хор материального Мы не способен заглушить голос Я-персоны. Персона – иное, чем Мы, и это иное – в свободе. Границы инаковости Я – безграничность свободы. Эта свобода позволяет предположить – почти во всех известных культурах, – что персона как свободное Я – бессмертна.

Бессмертие воспринимается вначале лишь как бесконечное телесное бытие без потери индивидуальности – Вальгалла древних скандинавов или инкарнационный ряд индусов. Это – архетип всех развившихся языческих традиций.

Затем бессмертие принимается как свобода от телесности, пронизывая все мировые религии. И, наконец, оно обозначает обновленное бытие персоны в телесности.

Новые отношения персоны с материей неизбежно предполагают метаморфозу самой персоны. Новая земля и новое небо являются условием и результатом появления нового человека. Эта идея – идея апокалиптического изменения человека в мире и мира в человеке – наиболее напряженный мотив мировых религий, их бытие на пределе.

2

Идею бессмертия знает любая культура. Более того, именно идея бессмертия делает культуру культурой. Атеистические цивилизации Новейшего времени делают бессмертными род и материю – так, как они воспринимались десятки тысячелетий назад в дорелигиозном анимистическом сознании палеолита и мезолита.

Атеистическое сознание считает бессмертие материи самоочевидностью. Однако почему бессмертная несотворимая и неуничтожимая материя более бессмертна, чем персона – самосознающий индивидуальность принцип организации материи? Почему бессмертно индивидуальное? Атеист Новейшего времени столь же мало способен ответить на эти вопросы, как гейдельбергский человек. Ответом на них будут лишь эмоции воинствующего материализма.

3

Атеистическое сознание в принципе не дает развернутого логического или эстетического ответа на эти вопросы. Оно может опираться лишь на некую самоочевидность акта смерти, после которого прерывается общение с персоной. Однако смерть общения может означать и оживание персоны в ином, трансцендентном бытии. Принятие же трансцендентного слоя недоказуемо логически и невыводимо из социальных отношений. Это экзистенциальный выбор персоны, выбор эстетико-моральный. Трансцендентное требует экзистенциального и оживает в человеке только через экзистенциальную наполненность. Душа как категория бытия персоны в современной культуре отличается от психики именно экзистенциальной напряженностью, поэтому идею бессмертия души можно только пережить. Пережить в качестве запредельного бытия души. Иная тотальность переживания делает невозможным постижение бессмертия персоны.

4

Персона есть бессмертная индивидуальность. Индивидуальность предшествующего органического мира, находящая свое высшее выражение в млекопитающих, получает в персоне свое принципиальное завершение. Персона – в отличие от индивида – есть микрокосм, сопоставимый с макрокосмом и имеющий в себе все основные атрибуты его, в том числе бессмертие и вечность.

5

Атеистическая цивилизация вообще и цивилизация русского коммунизма как ее апогей принимают идею вечности как идею памяти о первопредке. Таков образ Ленина и связываемые с этим образом бессмертие и новая жизнь. "Ленин и теперь живее всех живых", "Ленин жил, Ленин жив, Ленин будет жить" – эти и им подобные изречения свидетельствуют о восприятии Ленина как тотемического прародителя, уничтожившего предшествующий миропорядок и создавшего новый. Образ Ленина выступает поэтому не просто образом безбожника, а образом Противобога, Великого Воинствующего Материалиста. Он – единственная персона, которой мать-материя дает возможность получить кроху своего бессмертия. Однако это бессмертие, полученное от великой материи, не может быть персональным. Образ Ленина схематизируется, тиражируется до тех пор, пока не превращается в вещество, которое перестают отличать от другого вещества. Атеистическая цивилизация может иметь память о персоне только в течение двух поколений. Материя имеет память, необходимую лишь для воспроизводства подобного; это память капли о туче, ее породившей, – беспамятство Вечного Возвращения, это генетическая память – инстинкт животного. При резком нарушении условий среды эта сверхрациональная память становится безумием, ибо процесс припоминания вызывает к жизни абсурдные действия.

6

Материализм удаляет из материи дух как бессмертный и персональный принцип; материя превращается в субстанцию. В результате материя становится демоническим началом, пожирающим себя и своих ценителей. Нигилист Базаров умирает от трупного яда, марксист Ульянов-Ленин растворяется в забвении.

7

Материализм есть обожествление Мы, стихии, где снято различие между любыми монадами, где иерархия присутствует лишь как временная воля к власти над веществом народа и природы. Бессмертное Мы, замкнутое в кольцо вечного возвращения к себе, делает нелепой экзистенцию и историю человечества. Его бесконечное дление, сотрясаемое большими взрывами, есть лишь пародия на Вечность как Всеединство Времен.

Персонализм как последовательный абсолютизм исходит из Я – самоценной бессмертной монады, доводя экзистенциальное до онтологического, а онтологическое делая экзистенциальным. Отчужденное от идеи бессмертия души коммунистическое сознание теряет память-смысл и память-традицию и превращается в коммунистический инстинкт. Коммунистический инстинкт требовал жертв; сталинские репрессии – не произвол одиночки, они имеют внеперсональную природу. Репрессии есть условие восстановления памяти о будущем; восстановление через борьбу с врагами этого коллективного будущего.

Но признание в качестве бессмертного начала Я не обязательно означает отказ в бессмертии всему внеперсональному – напротив, оно получает тенденцию наполняться персональностью и свободой.

8

Персонализм есть возвышение отношения Я к окружающему миру от абстрактного не-Я – отчужденного эха Я, – того объекта, который должен быть познан и подчинен – до действительного Мы – мира проявившихся и потенциальных персон.

Мы, наполненное эманациями бессмертного Я, утрачивает свою самодовольную вещность, становится жизненным миром Я. Этот жизненный мир превращается в жизненный благодаря экзистенциальному излучению Я его составляющих.

В результате появляется племя, этнос, культура.

9

Все это позволяет рассматривать культуру как систему личностных начал и, более того, как интегральную персону. Это означает, что культура сама обладает жизнью, смертностью и бессмертием. Время проходит, уничтожая (или, точнее, релятивизируя) лишь материальное в ней. Истинные ценности культуры пребывают в Вечности – там, куда не добираются политические влияния и идеологические воздействия. Культура есть Я, поэтому она свободна от Мы-цивилизации.

Однако каждая из существующих (и существовавших) на планете культур лишь бесконечно близко приближается к бытию в качестве личности. Отсюда их смертность – оборачивание в материю цивилизации и биологической жизненности, а также одиночество в пространстве и времени человеческой истории. Это одиночество капли в море и песчинки в пустыне. Это одиночество культуры среди культур. Это одиночество культуры как национальной культуры. Культура бессмертна лишь в высших своих достижениях – там, где ее жизненность превосходит жизненность цивилизации, биологической природы и предкультурно-хтонической стихии этноса. В этих произведениях она наиболее личностно окрашена или, точнее, тождественна личности гения. Такая личностная окрашенность и полнота делают культуру мифологией. Она подчиняет себе хтоническое предкультурное начало и воскрешает безжизненные формы себя самой. Соки жизни начинают струиться по этим формам, спящее в книгах и симфониях Я пробуждается. Это пробуждение есть одновременно выход из времени и овладение им.

10

Я как живой процесс мироздания существует вне времени именно потому, что оно владеет временем. Это существует в актах полагания цели (воображения), действия-достижения (воплощения) и воспоминания. Три временных измерения, разделенные в природе и социуме, объединяются в личности, творящей и оживляющей миф. Истинная личность есть едино-временное воспоминание о прошлом и создание будущего.

Это вечностное звучание личности есть намек на ее бессмертие в прошлом и будущем и могущество проникновения бессмертия в настоящее.