Тексты

Тексты

Вашему вниманию предлагается первая лекция.

ЛЕКЦИЯ 1

Как определить философию?

1. Обыденное, личностное и философское мировоззрение.

2. Философский текст и личность философа.

3. Идеалистические и материалистические основания личности философа. Понятие персонализма.

§ 1

Предварительное замечание

Для ответа на вопрос, какой должна быть современная философия человека и его пределов, необходимо найти ответ на более общий вопрос — о сущности философии как таковой.

Итак, что такое философия? На первый взгляд кажется, что этимология слова, означающего на древнегреческом «любовь к мудрости», проясняет для нас достаточно мало, ибо толкование и любви, и мудрости в современном мире излишне противоречиво и субъективно.

И все же словосочетание «любовь к мудрости» говорит о многом. Оно говорит о том, как философия относится к человеку, миру, самой себе и что является результатом этого отношения. Два слова — «любовь» и «мудрость», — соединившись в одном, прошли сквозь тысячелетия. Несмотря на всю субъективность трактовок, они волновали, волнуют и будут волновать человечество. В них — вызов всему холодному, равнодушному и бессмысленному в бытии человека и мира. Они вносят в нашу жизнь таинственное тепло и свет. Они вносят в нашу жизнь глубину.

Однако, как ни печально, у современного человека потускнело доверие к этим словам. Их теплота кажется преходящей, а содержание — неконкретным. Возможно, в этом есть своя истина — понятие «любовь к мудрости» нужно развернуть, используя иные понятия — более актуальные и проясненные для нашего времени andrikofarmakeio.com/. Может быть, тогда слова «любовь» и «мудрость», столь туманные в своем единстве, обретут былую и будущую очевидность.

Последние двести лет философию часто называют наукой. О философских системах говорят как о теориях и концепциях. Может быть, и нам стоит остановиться на слове «наука», назвав философию наукой о всеобщих законах или основаниях бытия?

Но только ли с наукой связана философия? Вполне очевидна ее глубинная взаимосвязь с религией, искусством, моралью... Вряд ли все эти сферы можно свести к обыденному постижению реальности, над которым возвышается теоретическое познание. К тому же история философии рядом с именами таких теоретиков, как Аристотель и Гегель, поставила художников философского слова — Платона и Ницше, Бердяева и Камю...

Поэтому определение философии как науки не представляется корректным. Или точнее: философия включает в себя теоретическое начало, но есть нечто весьма более широкое.

Как же найти то ключевое понятие, благодаря которому мы могли бы развернуть определение философии?

Целый ряд мыслителей определяют философию через понятие мировоззрения. Насколько это уместно? Попытаемся ответить на этот вопрос.

1. ОБЫДЕННОЕ, ЛИЧНОСТНОЕ

И ФИЛОСОФСКОЕ МИРОВОЗЗРЕНИЕ

§ 2

Мировоззрение и мир.

Человек как бытие в мире

Под мировоззрением обычно понимают систему наиболее глобальных ценностей, воззрений, целей и идеалов человека. Мировоззрение есть не только нечто замкнутое в пределах психической реальности. Это — способ взаимодействия с миром, способ открытости миру 1.

Но что такое мир? Чем эта категория отличается от категории «бытие»?

Мир – это бытие, которое характеризуется самодостаточностью, определенностью и завершенностью, присутствует как вне, так и внутри человека, и является результатом познавательной и творческой активности. Мир – это определенное бытие – бытие, которму задали пределы познание и творчество.

Мир можно определить как результат встречи человека и бытия, поэтому бытие человека – это бытие в мире. Человек одновременно есть бытие, создающее мир, и бытие, порождаемое миром. Словосочетание «бытие в мире» может быть понято как одно из определений человеческой природы.

Именно по отношению к человеку мир можно разделять на внешний и внутренний, материальный и духовный. Вместе с тем, мир человека обладает ипостасями, в которых внешнее и внутреннее, материальное и духовное соединяются. Таков, например, мир культуры.

В отношении природы категория «мир» может выражать особые качества и пространственные пределы материи, что отражено в понятиях «микромир» и «макромир»; но и подобные понятия возникают только при переживании человека как меры мироздания.

Благодаря познанию и творчеству каждая личность способна создать свой собственный внутренний мир, а также мир отношений с близкими людьми, прежде всего мир семьи. Поэтому мир человека (и человечества) – это единство разнообразных личностных и коммуникативных миров. Сказанное позволяет сделать вывод, что любой мир – это миры, живая плюральность, даже мир личности – учитывая, что личность включает в себя миры как в пространстве познания (самопознания), так и во времени творения (самотворения). Путь становления личности – в переходе от ощущения единичности мира до переживания целостной множественности миров, и если бытие человека как индивида – это бытие в мире, то бытие личности – это бытие в мирах.

Почему мы говорим «мировззрение», а не, например, «бытие-воззрение»? Вероятно именно потому, что бытие дано нам только в мире и через мир – как очеловеченное бытие, бытие, наполненное творческим присутствием личности.

Мировоззрение — это попытка осмыслить себя и свое место в Мире как единстве разнообразных миров. Поэтому мировоззрение всегда есть самопознание. И вместе с тем, мировоззрение всегда есть живой процесс переживания единства себя и окружающей реальности.

Каждый ли человек обладает мировоззрением? Да, поскольку он является человеком. Однако самоочевидно и то, что мировоззрение в мире людей весьма неоднородно. Прежде всего напрашивается мысль о разделении мировоззрения на обыденное и необыденно-творческое, личностное.

§ 3

Что такое обыденное мировоззрение?

Не будет открытием заявить о том, что большинство людей несвободно в выборе мировоззрения. Они абсолютно зависимы от господствующих в социуме идеологий. Так, в обществе с атеистической идеологией значительная часть его членов становится атеистами, в обществе же, исповедующем религиозные принципы, большинство людей — верующие. Обыденное мировоззрение есть прежде всего результат воздействия семьи и той социальной среды, в которую человек включен в детские и подростковые годы жизни.

Обыденное мировоззрение является совокупностью социальных стереотипов своего времени. В наибольшей степени его можно соотнести с понятием «здравого смысла».

Главной чертой обыденного мировоззрения является его несамостоятельность. Человек — носитель обыденного мировоззрения — находится под влиянием массы людей. И это влияние сопровождает его всю жизнь, проникая в глубины бессознательного. Большинство социальных атомов подчиняет себе один из них — вплоть до потери персональности.

Второй чертой обыденного мировоззрения есть его некритический характер. Обладатель обыденного мировоззрения всегда принимает на веру все исходящее из значимой для него социальной среды.

Третья особенность состоит в том, что обыденное мировоззрение не является творческим и не обладает способностью к саморазвитию. Это приводит к его бессистемности, делая хаосом из постоянно меняющихся и часто несогласующихся целей и установок.

Может показаться, что обыденное мировоззрение создается не личностью, а массой, совокупными усилиями всей социальной среды, живущей в определенных экономических и культурных условиях. Однако это лишь отчасти так. В социальной среде действительно шлифуются мировоззренческие принципы, но они приходят в нее извне и являются результатом персональных усилий. Здесь уместна такая аналогия: море как некая достаточно активная среда шлифует гальку, но сами камешки не производятся морем.

Идеи, принципы и ценности приходят в социальную среду из сфер религии и идеологии, а обе эти сферы в своих истоках всегда личностно окрашены. И если религия на сегодняшний день свободно и естественно излучает в социальную среду свои идеи, позволяя сделать выбор совести, то идеология (как правило, сфера религиозных представлений, суженная под влиянием воли к власти личности и социального слоя) «давит» на среду, сознательно стремясь внедрить определенную систему идей в массовое сознание для того, чтобы манипулировать им.

Другое дело, что религиозное и идеологическое тесно сплетаются в обыденном мировоззрении... Идеологическое становится религиозным, а религиозное — идеологическим.

Можно ли освободиться от этого и избежать обезличивающих стереотипов мышления и жизни? Да, если человек стремится развить личностное мировоззрение

§ 4

Феномен личностного мировоззрения

Личностное мировоззрение во всех своих чертах противоположно обыденному.

Во-первых, это мировоззрение самостоятельное и свободное, являющееся достижением личности, которая преодолевает воздействие среды, довлеющее над нею с детства. Это мировоззрение, освободившееся от того, что Френсис Бэкон называл «идолами рода» и «идолами площади» 2 — общепринятыми заблуждениями эпохи.

Во-вторых, это мировоззрение самосознающее и самопознающее. Взгляд внутрь себя, пристальное внимание к динамике развития своей личности — его сущностная черта.

В-третьих, личностное мировоззрение есть критическое мировоззрение. Ничто не принимается на веру, не пройдя суд собственного разума и переживания.

В-четвертых, личностное мировоззрение есть творческое мировоззрение. Оно выступает основанием созидания новых целей, идеалов и ценностей. Именно творческий характер личностного мировоззрения позволяет решать проблему смысла жизни как смысла свободы — свободы выбора и свободы достижения выбранного. Поиск смысла жизни перестает быть поиском застывшего и вещественного — всего того, что время превращает в прах. «Искание истины есть в известном смысле и нахождение истины, такого рода обращение к смыслу жизни есть проникновение смыслом» 3 , — пишет Н. Бердяев.

Личностное мировоззрение так или иначе тяготеет к системности — последовательности и цельности. Но человек, обладающий таким мировоззрением, далеко не всегда способен объединить внутренний мир в такую целостность, где все части необходимо и свободно соединены друг с другом. Личностное мировоззрение поэтому лишь стремится стать миропониманием — философским мировоззрением.

§ 5

Философское мировоззрение.

Любое ли личностное мировоззрение устремлено к философскому?

Итак, философское мировоззрение есть ступень зрелости личностного — это личностное мировоззрение, обретшее системность и внутреннюю целостность.

Всякое философское мировоззрение является личностным, но не всякое личностное — философским.

Любое ли личностное мировоззрение как само-стоятельное может рассчитывать на то, что оно устремлено к философскому мировоззрению? Да, если оно стремится обрести системность. Нет, если оно остается лишь самостоятельным. Более того, если самостоятельность мышления и бытия не движется к системности, она становится случайным и поверхностным явлением, а потому рано или поздно тонет в стихии социальных стереотипов, утрачивая личностный характер.

Самостоятельность, которая чаще всего обладает лишь даром критичности, должна быть дополнена не только самопознанием и творчеством, но и глубинным стремлением к системности — лишь это дает ей возможность обрести устойчивость и жизнь.

Поэтому расхожее утверждение о том, что каждый сам по себе является философом, весьма далеко от истины. Философское мировоззрение есть сложнейшая и неустанная работа духа, преодолевающего собственную ограниченность.

§ 6.

Можно ли назвать философом человека

с философским мировоззрением?

Теперь мы подходим к еще одному не менее любопытному вопросу. Исходя из всего сказанного, можно сделать вывод, что все выдающиеся люди в истории человечества обладали философским мировоззрением. Именно оно дает человеку возможность сформулировать глобальную цель, осознать ее как сверхценность и устремиться к ней. Религиозное, художественное и научное мировоззрения выдающихся людей выступают метаморфозами философского.

Однако каждый ли человек, развивший философское мировоззрение, становится философом? Да, если он создает философские тексты 4 .

2. ФИЛОСОФСКИЙ ТЕКСТ И ЛИЧНОСТЬ ФИЛОСОФА

§ 7

Понятие философского текста

Философский текст есть текст, в котором универсальные вопросы бытия решаются через смысложизненную проблематику автора. Вселенское и всеобщее соединяются в нем с особенным и личностным. Именно такое соединение порождает философа.

В философском тексте мировоззрение окончательно становится миропониманием. Более того, философский текст становится возможным как единство миропонимания и мироотношения мыслителя. И вместе с тем он есть результат трагического противоречия миропонимания и мироотношения.

Как понять это? Создавая философские тексты, мыслитель рано или поздно сталкивается с тем, что тексты не есть жизнь. Сначала возникает ослепление текстом, ощущение, что благодаря ему можно изменить жизнь — и свою собственную, и окружающих людей. Но вот приходит переживание недостаточности текста. И наконец, оно воплощается в пронзительно ясную мысль о необходимости жить так, как заявлено в тексте. И философия здесь не терпит компромиссов. Чем ярче и сильнее написанный текст, тем в большей степени страшен разлад между ним и поступками философа — текстом жизни.

Этот разлад приводит к глубинным депрессиям, которые могут разрешиться в самых ужасных формах. Таков трагический пример Фридриха Ницше, окончившего жизнь безумием, и Отто Вейнингера, пришедшего к самоубийству в двадцатитрехлетнем возрасте...

Итак, тексты философа должны соединиться с его жизнью. Или иначе: нужно найти такую форму текстов, которая могла бы влиять на жизнь. Реализация этих требований иногда приводит к тому, что мыслитель отказывается от написания философских текстов ради философской жизни.

Особенно ярко это проявляется в личности Сократа, который не написал ни одного философского произведения, ограничившись устными беседами с учениками и выбрав жизнь мудреца и философского Наставника, а не Писателя. Его философствование больше проявляется в Поступке, а не в Тексте.

Однако его поступки также наполнены текстами, в которых устно обобщаются и завершаются его идеи. Это позволило впоследствии Платону ввести своего учителя Сократа главным действующим лицом в свои философские диалоги.

§ 8

Философский текст

как преодоление обыденности

Появление написанного философского текста свидетельствует об одиночестве философа, о невозможности его реализации в повседневной жизни с ее обыденным общением. Философский текст выступает преодолением тоски обыденного общения. И это преодоление стремится воссоздать мир, где нет обыденности и ее однообразного круговорота.

Поэтому любой философский текст есть система преодоления обыденности через переживание и прояснение смысла чего-то потустороннего и запредельного. Запредельное сейчас трактуется достаточно широко — как необычное, таинственное и основополагающее начало, — то, что лишь частично проявляет себя в обыденности и противостоит ей.

3. ИДЕАЛИСТИЧЕСКИЕ

И МАТЕРИАЛИСТИЧЕСКИЕ

ОСНОВАНИЯ ЛИЧНОСТИ ФИЛОСОФА.

ПОНЯТИЕ ПЕРСОНАЛИЗМА

§ 9

Проблема личностных оснований

философствования

Запредельное становится для философа священной ценностью, с позиций которой он критикует обыденность и которая составляет фундамент его философской веры.

Для одних философов таким запредельным выступает жизнь человеческого Духа, который соединен с вечным божественным бытием и потому встречает смерть как выход к новому бытию; для других — бездна смерти, пробуждая ужас небытия, порождает обожествление бессмертной материи. Запредельным здесь выступает бесконечное самопорождение материального мира.

Тут мы подходим к понятиям идеализма и материализма.

§ 10

Идеализм и материализм как решение проблемы пределов личности

Обычно идеализм и материализм определяют как миропонимания и мироотношения, основывающиеся на идее первичности идеального или материального, Духа или Материи 5 . Такая трактовка идеализма и материализма возникает в начале XVIII века и связана с именем Готфрида Лейбница.

Однако нас сейчас интересуют личностные, экзистенциальные, психологические и жизненные основания идеализма и материализма. Ибо вопрос о первичности идеального или материального как всеобщих начал фактически вторичен по отношению к вопросу о первичности Духа или Материи в жизни личности. Глубинной предпосылкой сверхличного вопроса об отношении Духа и Материи, их смысле есть обостренно-жизненная проблема конечности человека. Это проблема пределов человеческой личности, смысла жизни и смысла смерти.

Возникает вопрос о соотношении понятий «личность» и «человек». При всей своей близости они не тождественны. Личность — это нечто оригинальное и неповторимое в человеке. Однако в отличие от индивидуальности она есть результат нравственного усилия, порождающего духовную и душевную неповторимость. В свете этих размышлений человек может быть определен как личность в биологическом теле и социальной среде.

§ 11

Феномен персонализма. Персонализм и идеализм

Бессмертна или не бессмертна личность? Есть ли что-нибудь для личности за пределами биологической жизни? Может ли личность выйти за пределы этой жизни? Именно в зависимости от ответов на эти бесконечно личные вопросы рождается определенность отношения ко всеобщим и сверхличным проблемам взаимодействия Духа и Материи, Творца и Мира.

Таким образом, мы подходим к точке зрения персонализма — учения, ставящего вопрос о личности как главный и изначальный вопрос философии. Уже в самом первом размышлении очевидно, что персонализм ближе к идеализму, ибо Абсолют — Бог, Идея, Дух идеалистического мировоззрения, который порождает мир, скорее сверх-личен, чем без-личен.

Персонализм выступает развитием идеализма и одновременно его истоком. Исходя из изначальности личности и ее свободы, персонализм рано или поздно проецирует личностное начало на всю Вселенную. Но в отличие от идеализма, персонализм заявляет о творческой активности не только Божественной Личности, но и личности человека. Более того, он исходит из идеи сотворчества человека и Бога.

До конца последовательный персонализм есть идеалистический персонализм. До конца последовательный идеализм становится персоналистическим идеализмом — в нем происходит осознание личностной окрашенности любого духовного явления, любой идеи.

Столь же очевидно, что материализм выступает значительно менее персоналистическим учением — уже потому, что материя, которую материализм помещает в начало и центр мира, не есть личностное начало — обладающее самосознанием и саморазвитием.

Но может ли материализм иметь смысл для персонализма?

Для того чтобы ответить на этот вопрос, необходимо углубиться в проблему различия и сходства персонализма и материализма.

§ 12

Персонализм и материализм:

бессмертие личности и безличного

Уже при первом приближении к основаниям персонализма и материализма очевидно, что оба они основываются на идее бессмертия. Но если первый делает бессмертие атрибутом персоны, то второй отдает его безличному началу.

Только персона может обладать стихией бессмертия и переживать бессмертие. Когда бессмертие отдается только Материи, она странным образом персонифицируется, обретая в сознании материалиста почти мистический смысл. Ее круговороты и отношения трактуются чуть ли не как идеальное, Мировая Душа. Но это очень жестокая и странная Душа, которая отталкивает от себя душу человека и принимает в свои бесконечные круговороты лишь его тело...

Конечно, можно возразить, что материалист все же принимает бессмертие личности как память о ней, которая вызывается поступками и произведениями ушедшего. Но нельзя ли предположить, что это бессмертие медленно, но неуклонно разрушается, ибо земная память о человеке не бессмертна — хотя бы потому, что поток истории уносит в сумерки забвения целые страны и культуры?

Память о личности, живущая в других личностях, может быть бессмертна лишь тогда, когда бессмертны сами эти личности. В противном случае память о личности есть не бессмертие личности, а некое растянувшееся и достаточно призрачное существование — существование образа, который может стать идолом или идеалом, но лишь на время, ибо, с точки зрения до конца последовательного материалиста, и весь человеческий род не бессмертен.

Здесь уместно дать более глубокое понятие личности, которое будет развиваться в ходе нашего курса лекций. Личность есть единство духовного и душевного начал человека — единство способности к творческому порыву, к выходу за свои пределы и способности к любви и состраданию. Личность — это единство уникального и неповторимого в человеке, то, что отделяет его от других людей и глубинно-нравственно соединяет с ними.

Для персонализма личность не может быть выражена как предмет, вещь, тело или сведена к окружающим общественным отношениям. Личность отчуждает себя в предметы, тела и общественные отношения, но стоит выше их. Нельзя не согласиться с французским персоналистом Эмманюэлем Мунье, который пишет: «Личность — это то в каждом человеке, что не может рассматриваться как объект» 6 .

Идеалист как персоналист приходит к глубинному переживанию идеи личного бессмертия. Вечная и многообразная Вселенная принимает в себя его вечное Я. Личность для последовательного персоналиста существует до и после биологического тела человека и окружающих его социальных отношений, более того, она несотворима и неуничтожима. Именно поэтому она находится в глубинном единстве с Божественным Принципом как Абсолютной Личностью.

Материалист в конце концов вынужден признать конечность существования собственной личности. Он лишь может прикрыться от бездны конечности символическим бессмертием в родовой жизни, в произведениях и поступках. Но это бессмертие только символично, ибо для материалиста личность за гранью смерти человека утрачивает свои главные атрибуты — саморазвитие, самосознание, способность к любви и состраданию.

Материализм трактует личность как нечто вторичное телесному, жизненно-биологическому, коллективному. В своих развитых формах он понимает ее как совокупность общественных отношений. Согласно такому пониманию, биологическая смерть прячет жизнь личности в прошлое — выходя за пределы тела, личность ускользает от общественных отношений и недоступна обыденному восприятию. А значит, не может существовать так, как прежде. Личность растворяется в бессмертной Материи и сохраняется для материалиста лишь в памяти тех, кто пожелает помнить... Но благородство и глубина этой памяти немеют перед бездной бесконечности.

§ 13

Персонализм как философия свободы

Принимая идею бессмертия личностного начала, персонализм становится философией беспредельного и вечного развития личности, а материализм рано или поздно приходит к отрицанию вечностной значимости личностного начала каждого. Он усыпляет его в своих философских построениях, подчиняя внеличностным сущностям, или делает абсурдным.

Это определяет принципиально различное отношение к проблеме свободы личности.

Персонализм есть учение, сделавшее личность главной ценностью мира. Главным атрибутом личности является свобода. А значит, принимая идею эволюции нашего мира, персонализм принимает свободу личности в качестве высшей ступени эволюции. Свобода для персоналиста — специфическое бытие личности, в ней мир получает свое завершение и новое начало, озаренное любовью и творчеством 7 .

Материализм же останавливается на провозглашении необходимости как реальности, стоящей над свободой. Принимая идею эволюции и даже ставя человека на вершину эволюционной лестницы, материалист подчиняет законы Духа материальной необходимости. Свобода как бытие и развитие мира в личности отступает в сумерки его мышления и жизни, она превращается лишь в познание материальной необходимости (как линейности, однозначности, так и нелинейности, неопределенности), приспособление к ней или «уход» от нее во внутренний мир, о конечности которого он стремится забыть...

§ 14

Об одинаковой невозможности логического доказательства или опровержения

бессмертия личности

Итак, персоналист принимает бессмертие личности, материалист — безличного. Ни то, ни другое не может быть доказано или опровергнуто теоретически. Более того, обе эти возможности могут быть доказаны или опровергнуты с одинаковой вероятностью. Столь же бессильна здесь и повседневная практика. Аргументы «за» уравновешиваются аргументами «против».

В чем же истина? Она может быть найдена, если мы обратимся к критерию красоты. Красота говорит там, где умолкают теория и практика. Прекрасно ли то, что с окончанием материальной жизни исчезает личность? Ответ на этот вопрос обнажает наши сокровенные глубины и, порождая веру, ложится на застывшие чаши весов...

§ 15

Углубление понятия персонализма

Принятие или отрицание бессмертия саморазвития и самосознания личности порождается этико-эстетическим выбором, выбором веры. В результате происходит утверждение в одной из крайностей.

Однако, если персоналист может принять идею бессмертия материи, дополнив ею свое учение, то материалист всегда отрицает бессмертие саморазвития и самосознания личности, ибо признание такого бессмертия уничтожает его как материалиста.

Уже одно это доказывает более универсальный характер персонализма. Этот универсальный характер позволяет увидеть в человеке и Вселенной целостность и вечную преемственность, а не временное соединение частей, движущихся по кругу. Такое видение дает персонализму право при взгляде на будущее человека и Вселенной быть оптимизмом как реализмом. До конца последовательный материализм, рассматривая судьбу человека в мире, с необходимостью приходит к пессимистическому постижению человека и мира, что порождает идею абсурдности бытия. Это характеризует позицию и Шопенгауэра, и Ницше, и Камю... И тогда материализм либо превращается в философию абсурда, либо переходит к персоналистическим основаниям.

Безусловно, материализм может быть стоицизмом, неким мужеством жить, зная, что ты конечен. Однако не являются ли эти стоицизм и мужество результатом непоследовательности материалиста? Не присоединяется ли к ним мощное идеалистическое и персоналистическое начало, явная уверенность в превосходстве личностного над материальным и болезненно тайная надежда на его бессмертие и Вечность?

C другой стороны, очень важно увидеть не только ограниченность, но и смысл материализма. Одновременно нам откроется с большей полнотой смысл и идеализма, и персонализма.

§ 16

Материализм как философия обыденного бытия человека, идеализм и персонализм

как философия духовного бытия

Из всего сказанного выше вытекает, что материализм есть философия чистой необходимости, тогда как идеализм — это философия чистой свободы. Если материализм пытается свести человеческую свободу до одного из проявлений необходимости, то идеализм часто стремится утвердить свободу через отрицание необходимости или назвать ее необходимостью не-необходимостей.

В стремлении связать необходимость и свободу — вечная правда материализма. В желании развести свободу как Дух и необходимость как Материю — глубинное значение идеализма. Поэтому обе эти крайности должны быть преодолены.

Они преодолеваются в персонализме. В свободе здесь видится ступень зрелости необходимости и нечто изначальное. Оплодотворенные личностным началом причинные связи природы, эволюционируя и порождая человека, переплавляются в нечто совсем иное. Это иное — новое, очеловеченное бытие личности — свобода как творение необходимости, выходящая за любые пределы. Поэтому свобода включает в себя необходимость, но не сводима к ней.

Материализм, описывая человека как философия необходимости, становится философией обыденного бытия человека. Идеализм постигает духовное бытие. Персонализм же идет дальше — он открывает путь к духовному бытию, ведущий к творческой свободе — бытию за границами обыденности. Персонализм есть философия духовного бытия каждой человеческой личности, которая поднимает покров над смыслом и пределами человеческого.

Критике подлежит не материалистический (или идеалистический) угол зрения на человека, а попытка сделать его всеобщим, растворяющая свободу человека и полноту его жизни в обыденности как материальной необходимости человеческого бытия или безличной и бесчеловечной запредельности.

Персонализм, превращаясь в реализм в самом широком смысле, должен включить в себя философию необходимости и обыденности — философию развития материального мира и довести ее до философии свободы и бессмертия — философии личности.

§ 17

Идеализм и персонализм как абсолютизм,

материализм как релятивизм?

Благодаря принятию бессмертия личности идеализм и персонализм готовы принять за абсолют бытие, а небытие сделать относительным, увидеть в нем форму перехода к новым состояниям бытия. Он отрицает небытие как нечто равнозначное бытию. Бытие обладает вечностью и в высшем своем проявлении персонифицируется в личностях человека и Бога.

Материализм абсолютизирует небытие, приходя к идее относительности любого конкретного бытия, подчеркивая его текучий и динамический характер, делающий невозможным бессмертие личности.

Поэтому материализм можно назвать релятивизмом, ибо он подвергает сомнению все утверждения, кроме одного — о бесконечной изменчивости материального мира, которая побеждает для него устойчивость духовной жизни.

Идеализм и персонализм — напротив — в глубине своей наполнены абсолютизмом. Мы можем трактовать абсолютизм как принцип, говорящий о наличии абсолютного в изменчивом и относительном. Материя наполняется абсолютным как смыслом, размыкающим бессмысленность извечного круговорота ее форм.

§ 18

Прогрессирует ли Вселенная как целое?

Прогрессирует ли Вселенная как целое и всеобщее? На этот вопрос возможны три равнодоказуемых ответа:

1) Вселенная вечно прогрессирует.

2) Вселенная в целом вечно остается одной и той же — прогресс в одной части уравновешивается регрессом в другой или Вселенная постоянно возвращается к началу некого глобального цикла («Большому Взрыву» и т. д.).

3) Вселенная вечно регрессирует, понижая свою организацию.

Принятие в качестве постулата философской веры первого ответа рождает идеализм и персонализм, два вторых ответа приводят к материализму.

Под Вселенной здесь можно понимать единство всех возможных миров, под прогрессом Вселенной — нарастание Истины, Добра и Красоты как совокупного достояния этих миров. Признание всеобщего прогресса Вселенной — онтологическое (бытийственное) основание для принятия идеи Бога, который может быть понят как абсолютное тождество Истины, Добра, Красоты и одновременно как вселенская устремленность к ним. Такое понимание Бога позволяет трактовать его как совпадение абсолютности и развития, а Вселенную рассматривать как тождественную божественному началу и вместе с тем отчужденную от него.

Отсюда понятно, почему идея Бога недоступна материалистической философии. Это также объясняет многообразие идей и образов Бога в философских и религиозных системах человечества — здесь проявляются личностные, исторические и этнокультурные аспекты его постижения с неизбежным очеловечиванием божественного бытия.

Идея Бога вместе с идеей бессмертия личности составляют экзистенциальный фундамент идеалистической философии и ее завершение. Именно они позволяют этой философии развиваться в персонализм.

§ 19

Диалог идеалиста и материалиста

о первичности

Итак, мы допустили, что идеализм в своих развившихся и продуманных до конца формах становится персонализмом. Более того, мы увидели, что персоналистический исход может иметь и материализм, осознавший свои пределы как философии чистой необходимости.

Вернемся теперь к идеализму и материализму в их неперсоналистическом бытии. Мы увидим, насколько их позиции могут быть парадоксально сходными и вместе с тем — неспособными к диалогу.

Как мы помним, классический идеализм и материализм сталкиваются в идее первичности духа или материи. Однако здесь противостоят не рациональные доказательства, а аксиомы. Чтобы понять это, вообразим диалог о первичности, например, ортодоксальных последователей Гегеля и Маркса.

ИДЕАЛИСТ: Первична Абсолютная Идея как чистая и изначальная логика мира. На определенном этапе своего развития она отчуждает себя в материю и, развиваясь в ней, порождает Абсолютный Дух, познающий Абсолютную Идею. Вершиной Абсолютного Духа в истории есть философия. Когда же это познание завершается, материя теряет всяческий смысл и Абсолютный Дух очищается от нее.

МАТЕРИАЛИСТ: Все это очень произвольно. Зачем Абсолютной Идее отчуждать себя в материю? Не проще ли предположить, что первична материя, которая на определенном этапе своей эволюции порождает мыслящий разум. Этот разум, воплощенный в человеческом мозге и развиваемый социальной жизнью, занимается познанием себя и окружающего материального мира, а на основании этого познания преобразует их.

ИДЕАЛИСТ: Но в чем необходимость порождения материей разума? Каков смысл этого порождения?

МАТЕРИАЛИСТ: В этом — всеобщая закономерность окружающего нас материального мира, который последовательно развивается от низших форм движения к высшим.

ИДЕАЛИСТ: Неужели из самодвижения материи мы можем вывести такие явления человеческого мира, как творческое озарение, способность к философскому мышлению, веру, любовь, дружбу, переживание добра и зла? Они противостоят материальной действительности и возвышаются над ней как нечто принципиально иное.

МАТЕРИАЛИСТ: Творческое озарение и философское познание есть лишь отражение существенных связей материального мира на всех его уровнях — в том числе и социальном. А вера, любовь, дружба, добро и зло всегда исторически и общественно определены, а потому — выводимы из социальной формы организации материи.

ИДЕАЛИСТ: Что же было до появления материи?

МАТЕРИАЛИСТ: Материя вечна, несотворима и неуничтожима. Она выступает причиной самой себя.

ИДЕАЛИСТ: Почему это так?

МАТЕРИАЛИСТ: Это самоочевидно.

ИДЕАЛИСТ: Точно так же Абсолютная Идея вечна, несотворима и неуничтожима. И это столь же самоочевидно.

В результате возникает тупик, делающий их общение по глобальным вопросам невозможным до тех пор, пока их аксиомы не станут сходными или взаимодополняющими. Но, как показывает жизнь, это вряд ли может произойти. Нам остается лишь спросить: не может ли идея личности стать основанием для общения идеалиста и материалиста, выводя обоих из тупика?..

§ 20

Персонализм и абсолютизм: противоречие

и гармония. Абсолютный персонализм

Может ли идеализм иметь неперсоналистический, безличный характер? На первый взгляд кажется, что да. Так, в только что прозвучавшем диалоге Абсолютная Идея, созидающая природный мир, лежит за пределами персонального.

Но так ли это? Опыт всей нашей жизни говорит нам — любая идея может быть результатом лишь духовно-творческого акта. Гегелевская категория Абсолютной Идеи есть результат развития христианской культуры, в которой первоосновой выступает Бог как Абсолютная Личность и Абсолютный Творец, который создает и первичную Идею, и Материю, и Дух человека. Бог-Творец как невидимый исполин стоит за безликой Абсолютной Идеей 8 .

Последовательный идеализм есть абсолютизм — признание главенства в мире духовного начала над материальным, гармонического над дисгармоническим, бытия над небытием. Выше мы вывели абсолютизм из персонализма. Но не является ли это все же произвольным допущением? Не противоречит ли идея Абсолютного Начала в своем самом глубоком смысле идее личности?

Да — но только в том случае, если мы переходим к узко-материалистическому или узко-идеалистическому основанию. Ибо и Материя, и Идея, осознаваемые как нечто первичное и абсолютное, отбирают у человека возможность переживания Абсолюта как Личности и общения Личностей.

Нет — если мы развиваемся в стихии идеализма, познавшего смысл материи как средства для актуализации личности и осознавшего свои истоки. В этих истоках находится персонализм как философия изначального творения, свободы и любви.

Но может материализм более реально воспринимает Абсолют — как то, что соответствует нашей повседневной практике? Возможно, однако, углубившись в ответ на этот вопрос, нам придется признать, что материализм, основывающийся на откровениях повседневной практики, отправляет в сумерки не только переживание Абсолюта как запредельного бытия, но и сам Абсолют. Ибо повседневность лишена стихии абсолютного. А потому мировоззрение, растущее на почве повседневности, с необходимостью релятивирует Абсолютное Начало, дробит его на множество циклов, не связанных между собой памятью и воображением, любовью и творчеством. Только персоналистически понятое Абсолютное Начало является действительно абсолютным.

Теперь мы можем вывести персонализм из абсолютизма: в самом деле, в той мере, в которой Абсолют творит идеальное и материальное, он с неизбежностью выступает Личностью. В этом случае Абсолют есть Ты для человеческого Я. Это ярко пережил Мартин Бубер:

«В каждой сфере, сквозь все становящееся, что ныне и здесь предстает перед нами, наш взгляд ловит край Вечного Ты, … наш слух ловит его веяние, в каждом Ты мы обращаемся к Вечному Ты...»9

Но Абсолют как всеобщее творящее начало вместе с тем и сверхличен — ибо принципиально отличается от человеческой личности 10. Однако это сверх-личие есть нечто совсем иное, чем без-личие материи.

Между персонализмом и абсолютизмом постоянно возникает противоречие. Но это противоречие плодотворное и конструктивное. И разрешаться оно должно синтетически — через объединение этих противоположностей. В случае, если этого не происходит, абсолютизм превращается в некий абстрактный идеализм, поклоняющийся объективной первичной Идее — безликому идолу, на алтарь которого можно положить любого человека; персонализм же, отстраняясь от абсолютизма, становится индивидуализмом и субъективизмом — субъективным идеализмом, авторы которого не видят в мире ничего, кроме своих желаний и ощущений.

Однако во взаимодействии и слиянии персонализма и абсолютизма первичным должен быть все же персонализм — как философия уважения человеческой свободы, самосознания и саморазвития, философия свободного общения свободных личностей. В противном случае абсолютизм может стать системой подавления свободы личности и манипулирования ею — пусть даже с самыми лучшими намерениями и во имя самых прекрасных идеалов. В истории такие системы часто превращались в источники идеологий духовного и социального тоталитаризма, порождающего замкнутые общества — общества, закрытые для творчества и диалога с другими обществами.

Поэтому сейчас и в дальнейшем мы будем говорить об абсолютном персонализме. Именно первичность личности может стать единственным до конца нравственным основанием философствования.

Абсолютный персонализм укоренен в христианской культуре — культуре Запада и славянского мира, той культуре, которая ставит личность перед свободным выбором и ответом за выбор. Лишь в свободном выборе рождается любовь к Абсолюту и миру как близкому себе Ты.

Абсолютный персонализм есть христианский персонализм. Однако в наше время он выходит за рамки исключительно христианской культуры. На пороге III тысячелетия он обретает значимость для всей планеты — как философия и практика уважения к выбору своего пути свободы.

Лишь на этой почве становится возможным истинное общение и сообщество человечества.

§ 21

Персонализм, идеализм и материализм

как способы бытия в мире

Персонализм, идеализм и материализм есть не только способы мышления, но и способы бытия. Именно поэтому их основания лежат за пределами сугубо рациональных построений — их постижение нуждается в соединении рационального и погранично-чувственного, экзистенциального — того, что в ситуации мировоззренческого выбора воспринимает себя как гармонию или прощание с ней.

Вопрос о персонализме и материализме — это вопрос о ценностях. Более того, это вопрос о главных ценностях. А значит, он затрагивает не только философов.

Любой человек рано или поздно делает выбор между Вечностью личностно-творческих ценностей и временем безлично-вещественных. Человек выбирает путь личностного развития и свободы или мир обыденного и безличного — мир преходящих желаний и бесконечного страдания. Человек выбирает бессмертие личности или ее конечность. Он выбирает творческую открытость или покорность судьбе, в которой крайности материализма и идеализма странным образом смешиваются.

Изучение философии позволяет прояснить этот выбор.

А иногда и сделать его.

§ 22

Выводы и перспективы.

Философия как система отношений философа, его текста и мира

1. Итак, мы выяснили, что философское мировоззрение обладает самостоятельностью, отличается самосознанием и самопознанием, критичностью, творческим характером и системностью.

2. Именно создание философского текста — как письменного, так и устного — делает человека, имеющего философское мировоззрение, философом.

3. Идеалистические или материалистические основания личности философа не могут быть выведены исключительно логически и принимаются экзистенциально — в состоянии пограничного жизненного выбора, составляя фундамент философской веры.

4. Обращаясь к человеку и его существованию, идеализм проясняет смысл материализма и, развивая свои глубинные основания, становится персонализмом. Персонализм есть философия творческого движения от обыденности к духовному бытию человека; материализм выступает философией обыденного бытия, а классический идеализм — философией духовного бытия, отстраненного от повседневности. Таким образом персонализм пытается разрешить противоречие идеализма и материализма.

5. И последний вывод: философию можно определить как систему отношений философа, его текста и мира.

Под миром здесь понимается вся реальность, противостоящая философу и его творчеству. Отсюда понятно, что философия всегда есть философия человека — философия конкретной личности, постигающей человеческое, его возможности и пределы в мире.

Данное определение показывает, что философия не есть только процесс размышления и написания текстов. Мыслитель с необходимостью реализуется и вне пределов своего произведения. Текст должен войти в жизнь и повлиять на нее, жизнь должна войти и повлиять на новый текст. Именно в этой системе взаимовлияний и рождается философия, даруя личности философа тот универсализм, которым не обладает носитель философского мировоззрения.

Нетрудно также увидеть, что подобное определение философии позволяет понять ее не только как познание, но и как бытие. Однако это есть определение формы ее бытия.

Как дать определение философии с точки зрения ее содержания? Постараемся ответить на этот вопрос в следующей главе.

СПИСОК РЕКОМЕНДОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ 11

Бергсон А. Два источника морали и религии. — М., 1994.

Бердяев Н. Самопознание. — М., 1991.

Бердяев Н. Смысл творчества. — М., 1916.

Бэкон Ф. Новый Органон. Афоризмы об истолковании природы и царства человека // Сочинения: В 2 т. — М., 1978. — Т. 2 (Афор. XXXIX—XLIII).

Гегель Г. В. Ф. Феноменология духа. Предисловие // Сочинения. — М., 1959. — Т. 4.

Крилова С. Безсмертя особистості: ілюзія чи реальність? — К., 1999.

Мамардашвили М. К. Как я понимаю философию. — М., 1990.

Мунье Э. Что такое персонализм? — М., 1944.

Попович М. В. Творчество и идея целостности // Свiтогляд i духовна творчiсть. — К., 1993.

Попович М.В. Раціональність і виміри людського буття. — К., 1997.

Табачковский В. Г. Человеческое мироотношение: данность или проблема? — К., 1993.

Хамитов Н. Одиночество в жизни и в тексте // Философская и социологическая мысль. — № 6, 1993.

Хамітов Н., Гармаш Л., Крилова С. Історія філософії. Проблема людини. Навчальний посібник зі словником. — К., 2006.

Хамитов Н., Крылова С. Философский словарь. Человек и мир. — К., 2006.

Шинкарук В. И. Философия и мировоззрение // Человек и мир человека. — К., 1977.

Ясперс К. Философская вера // Смысл и назначение истории. — М., 1991.

--------------------------------------------------------------------------------

1 Вместе с тем, стоит разделять понятия мировоззрения и мироотношения.

2 Бэкон Ф. Новый Органон. Афоризмы об истолковании природы и царства человека // Сочинения: В 2 т. — М., 1978. — Т. 2. — Афоризмы XXXIX—XLIII.

3 Бердяев Н. Самопознание. — М., 1991. — С. 80.

4 Речь идет как о письменных, так и об устных философских текстах.

5 Материя может быть осознана как внешняя реальность, которую мы воспринимаем при помощи ощущений; дух, идеальное есть внутренняя реальность, данная нам в переживании — само-переживании (образ Я) и со-переживании (образ Ты). Дух, душа, идеальное всегда личностно окрашены. Материя есть безличное начало.

6 Мунье Э. Персонализм. — М., 1992. — С. 9.

7 При этом свобода как бытие личности может быть понята в качестве начала, предшествующего необходимости и одновременно являющегося ее развитием. Свободно-творящая личность входит в материальный мир для его актуализации и актуализации самой себя. Подробней об этом будет сказано далее.

8 Таким образом, мы вновь приходим к идее о том, что персонализм, выходя за пределы и материализма, и идеализма, все же генетически ближе к идеализму.

9 Бубер М. Я и Ты // Два образа веры. — М., 1995. — С. 18.

10 Он может быть понят как общение-любовь личностей в мире, смысл этого общения-любви и его вселенская устремленность к Истине, Добру, Красоте.

11 Здесь и далее указанные источники касаются проблемы, но могут не совпадать с позицией автора

Телефоны и адрес, по которым Вы можете заказать эту книгу в издательстве КНТ:

(044) 581-21-38. Этот e-mail адрес защищен от спам-ботов, для его просмотра у Вас должен быть включен Javascript

ЛЕКЦИЯ 3

Философия как наука и искусство

ТЕОРЕТИЧЕСКАЯ ФИЛОСОФИЯ.
ЭССЕИСТИЧЕСКАЯ ФИЛОСОФИЯ.
ФИЛОСОФСКОЕ ИСКУССТВО.
ПРОБЛЕМА ВЗАИМОВЛИЯНИЯ ТЕОРЕТИЧЕСКОЙ, ЭССЕИСТИЧЕСКОЙ ФИЛОСОФИИ И ФИЛОСОФСКОГО ИСКУССТВА.

§ 39

Предварительное замечание

Мы определили философию как такую систему отношений философа, его текста и мира, в которой происходит духовное разрешение основного противоречия эпохи и метавременных трагических противоречий человеческого бытия. Мы получили определение философии в единстве ее формы и содержания.

Теперь перед нами стоит задача увидеть оформленность философии в культуре. В каких культурно значимых формах может происходить разрешение основного противоречия своего времени и вечных противоречий человеческого бытия?

Уже тот очевидный факт, что философия тесно взаимодействует с разными формами культуры, говорит о том, что ее собственные проявления также могут быть различны. Учитывая, что философия есть не только познание бытия, но и творение его, мы можем предположить: философия выходит к разрешению основного противоречия своего времени и выраженных в нем вечных противоречий и в теоретической форме, и в образно-художественной. Между ними можно допустить наличие промежуточного этапа, который в культуре чаще всего выражается как философское эссе (от французского essai — опыт, набросок). Эссе — это жанр, в котором ярко выражена индивидуальная позиция автора, соединяющаяся с парадоксальным изложением.

В результате мы получаем три формы проявления философии в культуре:

1) теоретическую философию;

2) философскую эссеистику (эссеистическую философию);

3) философское искусство.

Охарактеризуем их.

1. ТЕОРЕТИЧЕСКАЯ ФИЛОСОФИЯ

§ 40

Первоначальное определение теоретической

философии

Под теоретической философией можно понимать способ философствования в понятиях и категориях. Он осуществляется через так называемое дискурсивное мышление (от латинского diskurs — рассуждение, довод, аргумент). Поэтому теоретическую философию можно назвать дискурсивной. (Однако далее мы увидим, что теоретическая философия не сводится лишь к дискурсивной.)

Для того чтобы понять сущность теоретической философии, нужно понять сущность понятийного мышления. Для этого нам необходимо разобраться в том, что такое понятие.

Понятие есть форма выражения всеобщего через абстрактное и единичное. Понятие — это всегда абстракция. Абстракция выражает реальность, превращая ее в объект, — останавливая и ограничивая ее. Объект есть часть реальности, подвергшаяся теоретическому познанию. Эта часть вырвана из целостности Вселенной и ее жизни, и уже потому она безжизненна и абстрактна.

Система объектов, то общее, что есть в них, дает нам предмет понятийного мышления — он также часть реальности, которая выделяется той или иной наукой. Но предмет понятийного мышления есть часть реальности на стыке мышления и бытия. Постигая предмет как единство объектов, понятийное мышление стремится преодолеть свой абстрактный характер в логическом движении, конкретизирующем понятия и видение мира через понятия. Логическое движение понятий как абстракций, будучи завершенным, дает нам теории, выступающие понятийными моделями реальности.

Теоретическая философия пытается построить модель мира в целом. Это утверждение вытекает из всех наших предшествующих рассуждений о феномене философии. Отсюда представляется логичным первоначально определить теоретическую философию как понятийное моделирование мира в целом.

Всемирно известными представителями теоретической философии являются Аристотель, Кант, Гегель, Гуссерль.

§ 41

Интеллектуальное и чувственно-ценностное

в теоретической философии: явление категории

Понятийное мышление мы можем связать прежде всего с интеллектом. Интеллект всегда оперирует с абстракциями, пытаясь отвлечься от чувств и ценностей, переживание которых приводит нас к образно-целостному видению мира. Швейцарский психоаналитик и философ Карл Густав Юнг удачно подметил это:

«Чувство и мышление мешают друг другу. Поэтому если вы намерены мыслить по-научному или по-философски бесстрастно, то придется отказаться от чувственной шкалы ценностей. Здесь вас не должны заботить чувства, иначе вам чего доброго начнет казаться, что размышлять о свободе воли значительно важнее, нежели, к примеру, заниматься классификацией вшей» .

Противопоставляя интеллект и чувства, Юнг говорит о необходимости и чувственного постижения реальности, недоступного науке. «С точки зрения чувства, — пишет он, — объекты различаются не только фактически, но и ценностно. Ценности — неважная подпорка для интеллекта, но все же они существуют и, более того — являются важной психологической функцией. Для того, чтобы получить целостную картину мира, совершенно необходимо учитывать ценностный аспект. В противном случае вы попадете в беду» .

Итак, бегство понятийного мышления от чувственного и ценностного есть бегство от целостности. Занимаясь классификацией вшей или рассуждая о свободе воли человека, интеллект занимается одними и теми же мыслительными операциями. Свое чувственное равно-душие и равно-значие интеллект переносит на свои предметы. Отсюда в цивилизации XX века появляется идея о том, что все во Вселенной равноценно, что атом столь же ценен, как и человек, что обыденность столь же ценна, как творческая жизнь и т. д.

Такое искажение реального положения вещей является неизбежным следствием сугубо рационалистического, интеллектуально-понятийного отношения к миру. Мировая иерархия — следствие эволюции мира — затемняется в умах строгих исследователей. Объемная картина Вселенной превращается в плоскость и, словно скатерть, ложится на столы в кабинетах ученых. Звезды превращаются в плоские схемы звезд, человек — в схему человека, выражающую лишь его телесность.

Интеллект познает мир, дробя его на объекты и обобщая их. Для этого необходимо отвлечься от чувственных и оценочных представлений обыденности, тормозящих понятийное обобщение как движение от явления к сущности.

Так рождается наука. Познавая мир в отвлечении от чувственного как обыденного, наука создает пафос рационального, логического и интеллектуального. Эти начала должны преодолеть и превзойти чувственное и оценочное. И это действительно так, если речь идет о чувствах и оценках обыденности. Однако чувства и ценности могут существовать и за пределами обыденности. Более того, они могут возвышаться над понятийным постижением мира.

Наука часто забывает, что в своих основаниях рациональное, логическое и интеллектуальное опирается на аксиомы, которые недоказуемы лишь логически. С другой стороны, наука, порождающая теоретические модели своего предмета, с необходимостью нуждается в чувственном и оценочном, чтобы войти в более широкий контекст культуры. Без этого наука напоминает глухонемого, который не хочет найти способы общения с окружающей мировой целостностью и довольствуется своими пределами, называя их пределами мира.

Отсюда мы можем прийти к пониманию категорий теоретической философии. Категории теоретической философии — это понятия, абстрактно-рациональная замкнутость которых раздвинута чувственным и ценностным — личностным. Философские категории отличаются от понятий именно личностной наполненностью их. Они выступают мостиками между понятиями разных наук. Более того, — они соединяют науку и всю остальную культуру.

Именно это делает категории теоретической философии предельно общими, универсальными понятиями. Более глубокое размышление позволяет нам увидеть, что такие категории отделяются от понятий вообще, ибо универсальные понятия противоречат определению понятия. Философская категория есть нечто, вышедшее за пределы понятийного. В ней соединяются абстрактно-понятийное и чувственно-целостное.

Благодаря такому соединению философские категории выражают целостность мира и являются значимыми для любой системы частного познания и творчества в культуре.

Частное познание — научное познание — есть анализирующее познание. Это познание, разъединяющее мир. Философское познание как универсально-катего¬риальное есть синтезирующее познание, познание, творчески объединяющее ранее разделенное науками. Анализ в науке безграничен, синтез же имеет свои пределы. Эти пределы являются пределами ее предмета. Если наука выходит за пределы предмета, она становится философией.

Когда такое возможно? В ситуациях глобальных кризисов и открытий в науке. В это время возникает необходимость встать на более широкое основание, ибо прежнее превращается в темницу науки. Выходя за пределы своего предмета, наука выходит за пределы понятий, связанных с предметом, и поднимается к философским категориям. В результате кризисное бытие науки приближает ее к бытию теоретической философии.

Философские категории выражают всеобщие связи и отношения мира. Каждая категория есть синоним всеобщих связей и отношений, существующих за пределами философского познания. И вместе с тем это категории самой философии — предельные способы ее бытия, открывающиеся личности философа через его существование. Содержание философских категорий есть результат встречи экзистенциально-личностного и всеобще-мирового. Такая встреча делает категории теоретической философии — потусторонние по отношению к человеческому бытию, максимально удаленные от него и трансцендентные — внутренними стержнями человеческого бытия.

Теоретическая философия есть постижение проявления всеобщих категорий мира в культуре и в личности, творящей культуру. Она постигает их как нечто априорное — выходящее за рамки обыденного опыта и глобально-синтетическое. Именно это делает теоретическую философию метафизикой — учением об основах бытия, лежащих за пределами практического и теоретического опыта человека. Отсюда понятны слова Иммануила Канта, который так определяет задачу метафизики (или «чистого разума» в его терминологии): «Истинная ... задача чистого разума заключается в следующем вопросе: как возможны априорные синтетические суждения?»

Все это позволяет нам дать более полное определение теоретической философии: теоретическая философия есть понятийное и категориальное моделирование мира в целом, в котором соединяются интеллектуально-рациональное и чувственно-оценочное, образное.

При этом мы должны отметить один важный факт — понятийное в теоретической философии все же доминирует над образным. Именно в этом ее специфика как теоретической философии и необходимость ее дополнения другими формами философствования.

Если же в теоретической философии понятие однозначно и агрессивно доминирует над чувственным, то именно такую теоретическую философию мы назовем дискурсивной философией. Таким образом, мы пришли к следующим выводам:

1) теоретическая философия может быть неоднородной;

2) дискурсивная философия составляет лишь часть теоретической.

§ 42

Является ли теоретическая философия наукой?

Исходя из приведенных выше рассуждений, на этот вопрос можно дать двоякий ответ.

Так же, как и наука, философия создает теоретическую модель мира, в ней существуют вероятностные системы понятий — гипотезы, а также доказанные практически и логически — теории.

Однако, в отличие от науки, философия есть учение о мире в целом — учение о категориях как основаниях. Это учение об основаниях бытия всего мира, онтология (от греческих онтос — сущее и логос — слово, учение).

Но учение о бытии с необходимостью требует понимания нашего размышления о бытии. Поэтому теоретическая философия есть учение об основаниях и возможности познания бытия в мышлении — гносеология — (от греческих гносис — знание и логос — учение).

По отношению к науке — специальному познанию, познанию аспектов и частей мира теоретическая философия выступает ее всеобщим категориальным основанием. Она позволяет прояснить науке ее частные проблемы, говоря о проблемах всеобщих. Как мы увидели выше, это особенно важно в критических ситуациях существования науки, когда открываются противоречия между новыми фактами и старыми теориями.

Может ли теоретическая философия предписывать наукам пути их развития? Иными словами, может ли она быть наукой наук?

Нет. Ибо по форме своего проявления теоретическая философия близка науке, но по содержанию выходит за ее рамки. Именно с этой оговоркой можно понять слова Гегеля из знаменитого предисловия к «Феноменологии духа»: «Моим намерением было — способствовать приближению философии к форме науки — к той цели, достигнув которой она могла бы отказаться от своего имени любви к знанию и быть действительным знанием» .

Из всего сказанного очевидно, что корректней говорить не о научной, а именно о теоретической философии. Тем более, что термин «научность» по отношению к философии приобрел одиозную окрашенность. Часто научная философия трактуется как «единственно истинная»; при этом от «научной философии» отделяется «донаучная», «ненаучная» и т. д. ...

§ 43

Понятие философской системы

Все части теоретической философии всегда стремятся объединиться в некое законченное целое и обрести необходимую взаимосвязь. Под системой можно понимать необходимую взаимосвязь частей целого, в отличие от совокупности, где части соединяются случайно. Так, например, футбольная команда из одиннадцати игроков будет системой, тогда как одиннадцать случайных людей на поле составят совокупность.

Философская система всегда начинается со смысложизненных и экзистенциальных проблем. Иными словами, она начинается с личной этики, этики собственного существования. Уже потом ставятся всеобще-онтологи¬ческие и гносеологические вопросы — вопросы об устройстве бытия за пределами личности и об условиях его познания, потом появляются эстетические, социальные и все другие возможные вопросы. Эту истину глубоко пережил французский философ ХХ века Альбер Камю.

«Есть лишь одна по-настоящему серьезная проблема, — пишет он, — проблема самоубийства. Решить, стоит или не стоит жизнь того, чтобы ее прожить, — значит ответить на фундаментальный вопрос философии. Все остальное — имеет ли мир три измерения, руководствуется ли разум девятью или двенадцатью категориями — второстепенно» .

Итак, если ответ на вопрос о смысле жизни собственной личности не приводит философа к самоубийству — физическому или философскому, — он продолжает философствование и строит из своих текстов более или менее законченное миропонимание. Это миропонимание и будет философской системой.

Здесь важно отметить два обстоятельства.

1. Пройдя круги внеличностного философствования, философ практически всегда вновь возвращается к проблемам существования и этики, решая их с высоты умудренности и знания о мире за пределами своего Я.

2. Однако, даже приобретая знание о мире за пределами своего Я, философ всегда носит в глубине личности смысложизненную проблематику, и если он избавляется от нее, он избавляется от способности философствовать.

Таким образом, под философской системой в теоретической философии можно понимать единство текстов и идей философа об основаниях бытия человеческого и природного мира и о возможностях познания этих оснований; это единство начинается смысложизненной, экзистенциально-личностной проблематикой и ею же завершается.

Иными словами, философская система есть обоснованное учение о смысле жизни.

§ 44

Философская система и метод

Вполне логично предположить, что философская система каждого мыслителя создается по каким-то внутренним законам. Сначала это происходит стихийно, но в какой-то момент жизни философ начинает осознавать, что сам процесс появления в его системе новых текстов обладает определенной логикой.

С другой стороны, философ начинает ощущать странную взаимосвязь всех вопросов своей философской системы. Это хорошо выразил Мартин Хайдеггер — известный немецкий философ нашего века: «...Всякий метафизический вопрос всегда охватывает метафизическую проблематику в целом» .

И наконец, философ начинает чувствовать, что все вопросы его системы спрашивают о его личности, о пути его личности.

Хайдеггер продолжает: «...Всякий метафизический вопрос может быть задан только так, что спрашивающий — в качестве спрашивающего — тоже вовлекается в него, т. е. попадает под вопрос» .

Логика построения системы некого философа и будет названа его методом. Метод философа есть логика развития личности философа, а также логика встречи его личности и мира, которые перешли в логику создания и содержания текстов. Мы можем утверждать, что философская система выступает содержанием теоретической философии, метод же — ее формой. Однако видя неразрывную связь системы и метода с личностью философа, нельзя не констатировать личностную содержательность метода и личностную оформленность системы. Метод и система соединяются и переходят друг в друга только через личность философа. Осознание метода как самодвижения системы есть свидетельство определенной зрелости личности философа.

Проблема метода есть троякая проблема. Это проблема способа мышления, способа изложения и способа жизни. Первые два способа вытекают из третьего и вместе с тем противоречат ему. Одновременно они противоречат друг другу. Разрешение противоречий и гармонизация способа мышления, способа изложения и способа жизни и будет философским методом в самом глубоком смысле этого слова.

Способ мышления, способ изложения и способ жизни философа в своем противоречии и единстве составляют его существование. Таким образом, метод философа есть его существование, выраженное в текстах.

В своем единстве метод и система составляют проявившуюся в текстах и общении личность философа. Как понять это? Метод и система могут быть соотнесены с категориями духа (метод) и души (система), а также мужского (Ян) и женского (Инь) начал. Соединяясь в личностном усилии, они выражают личность философа и одновременно выступают этой личностью.

Философ, осознавший свой метод, приходит к понятию методологии — учению о своем методе и методах вообще. В той мере, в которой он видит в своем методе не только интимно-личностное и экзистенциальное, но и нечто значимое для других, его философия может стать методологией для некого познания. Теоретическая философия становится методологией научного познания. Что это означает?

§ 45

Теоретическая философия как методология научного знания

Итак, мы подошли к вопросу значимости философии для частных наук. Попытаемся ответить на него.

Метод в науке выступает способом построения теории. Наука знает так много частных методов, как много в ней существует теорий. Переходя от одной теории к другой, ученый более или менее успешно выводит из одних методов другие. Выше мы увидели, что в критических ситуациях наука приближается к теоретической философии. Теперь мы можем объяснить, почему это происходит.

Каждая наука как доказательное знание зиждется на неком аксиоматическом основании, принимаемом без доказательства. Если возникает глобальное противоречие между теорией и фактами, затрагивающее аксиоматическое основание, сама наука не может справиться с этим противоречием усилиями частных методов. И тогда она мучительно трудно осознает то, что до этого использовала бессознательно, — само теоретическое мышление, общефилософские методы построения теории. Точно так же мы не задумываемся о работе головного мозга и мучительно пытаемся постичь его природу во время головной боли.

То, что философия со своими размышлениями о категориальных основаниях мира может быть полезна мышлению, запутавшемуся в противоречиях, и означает, что философия выступает методологией научного познания.

При этом понятно, что вмешательство философии в повседневную жизнь науки может вызвать не прирост нового знания, а раздражение. Наука должна сама обратиться к философии в ситуации выбора мировоззренческого и методологического основания — в той проблемной ситуации, когда возникают философские проблемы физики, математики, биологии, медицины...

И здесь, как ни парадоксально, философия, выступая учением об основаниях, оказывается более строгим знанием, чем любая точная наука, например физика или математика. Как понять это? Частные науки не занимаются своими основаниями и аксиомами, они принимают их как данность и очевидность. И когда проблемная ситуация ставит науку перед лицом методологического отчаяния, она вынуждена либо погибнуть, либо временно обратиться в философию науки.

То, что науки не погибают в кризисных ситуациях и порождают новые фундаментальные теории, разрешающие противоречия новых фактов и старого знания, является выражением глубинной истины — все выдающиеся ученые в значительной степени являются философами. Это касается и Лобачевского, и Менделеева, и Кюри, и Эйнштейна...

2. ЭССЕИСТИЧЕСКАЯ ФИЛОСОФИЯ

§ 46

Первоначальное определение

эссеистической философии

Выше мы увидели, что философия призвана разрешать противоречия мира не только в форме понятий. Уже теоретическая философия с необходимостью включает в себя чувственно-оценочное начало — для постижения мира в его целостности. Но логика понятий побеждает в ней логику чувственности. Возможна ли гармония этих логик?

Для ответа на этот вопрос нам необходимо понять способ постижения реальности, противостоящий понятийному. Это постижение в образах.

Образ — в отличие от понятия — есть способ постижения всеобщего через конкретное и особенное. Образ не обладает абстрактностью понятия, которое движется ко всеобщему через общее и через систему абстракций гонится за ускользающим конкретным. Образ же непосредственно обладает стихией конкретного. В каждом образе сосредоточена вся Вселенная как всеобщее. Образ выражает и несет в себе универсальную целостность бытия. Это обусловливает процесс восприятия и творения образа как единства чувственного и рационального при доминанте чувственного. И чувственное здесь может быть понято как интуитивное — мгновенное постижение проблемы в ее целостности без опосредующих понятийно-логических ступеней.

Однако образы и выражающие их интуиции часто соединяются в нечто хаотическое; они с необходимостью должны быть дополнены логикой понятий.

Итак, искомая гармония понятийного и чувственного предстает перед нами как гармония понятийного и образного. Философию, сумевшую достичь гармонии понятийного и образного, мы и назовем эссеистической философией.

Но в какой форме могут соединиться понятийное и образное в эссеистической философии? Представляется уместным назвать такую форму смыслообразом. Под смыслообразом мы будем понимать свободное соединение в некой духовной форме понятийного и образного содержания.

Теперь мы можем дать более полное определение эссеистической философии. Эссеистическая философия есть философия, постигающая действительность в гармонии понятийного и образного — смыслообразе.

Всемирно известными философами-эссеистами были Блез Паскаль, Фридрих Ницше, Николай Бердяев, Альбер Камю.

§ 47

Эссеистическая философия: новое бытие системы

«Истинной формой, в которой существует истина, может быть только научная система ее», — так категорически заявил Гегель более ста пятидесяти лет тому назад. С тех пор множество мыслителей отказывали философской эссеистике в праве обладать истиной и быть системой. Действительно, с точки зрения теоретической философии, воспринимающей себя единственно возможной, эссеистическая философия есть либо тупиковый ход философствования, нечто легковесное и нестрогое, либо всего лишь предпосылка теоретического мышления. Отсюда эссеистическая философия представляется чем-то бессистемным или, в лучшем случае, пред-системным.

«Только в понятии истина обладает стихией своего существования» , — настаивает Гегель. Вооружившись этой аксиомой, он иронизирует над сторонниками философского знания, выраженного посредством смыслообраза-интуиции, который представляется ему чем-то туманным и подобным сну. «Предаваясь необузданному брожению субстанции, — пишет Гегель, — поборники этого знания воображают, будто, обволакивая туманом самосознание и отрекаясь от рассудка, они суть те посвященные, коим Бог ниспосылает мудрость во сне; то, что они таким образом на деле получают и порождают во сне, есть поэтому также сновидения» .

Единственно возможным постижением истины для Гегеля есть логическое движение понятий, снимающее абстрактный характер каждого из них и порождающее в мышлении конкретное и всеобщее. Завороженный магией этого движения, Гегель не нуждается в образе, который дает иное — мгновенное — знание о всеобщем. С этих позиций заявление о бессистемности эссеистической философии выступает наиболее мягким признанием ее грехов по отношению к процессу постижения истины.

Однако, как мы увидели выше, претензии понятийного мышления обладать монополией на истину могут быть оспорены. Отсюда вопрос о системности или бессистемности эссеистической философии представляется не таким простым. Конечно, на первый взгляд, в контрасте с научной системой философская эссеистика кажется нам бессистемной. Тем более, что сторонники эссеистически-образного способа философствования сами негативно высказывались о системе. Общеизвестно высказывание одного из представителей немецкого романтизма Вильгельма Генриха Вакенродера: «Кто поверил в систему, тот изгнал из сердца своего любовь к ближнему! Уж лучше нетерпимость чувства, чем нетерпимость рассудка, уж лучше суеверие, чем системоверие» .

Но все же мы можем говорить об отрицании в эссеистической философии именно понятийной системности, а не системности вообще. И в этом отрицании утверждается нечто новое и необычное. Мы можем говорить о новом бытии системы в эссеистической философии — о связи идей не необходимым, а свободным образом.

Свободное бытие системы нуждается и в новом свободном методе.

Эту мысль прекрасно выразил Фридрих Шлегель: «Метод свободного мышления, то есть именно философия, не должен составляться механически, как железная кольчуга из бесчисленного множества совершенно однообразных маленьких цепочек и колец, из таких сциентистски соединенных колец-суждений и их высших логических сцеплений, как это имеет место в математике. Метод вообще не должен быть однообразным, и дух никогда не должен находиться в услужении у метода, жертвуя сущностью ради формы» .

В эссеистической философии идеи связаны более глубинно и внутренне, чем в теоретической философии, а потому — менее очевидно. Постичь их связь можно не в понятийно-логическом рассуждении, а в интуитивно-со¬творческом акте.

Эссеистическое философствование есть незавершенное и разомкнутое философствование, с необходимостью предполагающее активность воспринимающего, свободу со-творения и со-действия.

Выступая за недосказанность и разомкнутость, философ-эссеист остро и трагически чувствует невыразимость человеческого бытия в логическом рассуждении как многословии. Все бытие эссеистической философии наполняет жизнью мысль о том, что человеческое выразимо не только в слове, но и в молчании — паузе как некой пропасти между словами и идеями, преодолевающей банальную очевидность и законченность логики понятий.

Эту идею прекрасно выразил Федор Тютчев:

Как сердцу высказать себя?

Другому как понять тебя?

Поймет ли он, чем ты живешь?

Мысль изреченная есть ложь.

Все сказанное позволяет трактовать эссеистическую философию как афористическую. Ее содержание тяготеет быть выраженным в форме афоризма —парадоксального высказывания, исчерпывающего свой смысл в одной или нескольких фразах. Афоризм есть предельно завершенное высказывание и одновременно предельно разомкнутое, побуждающее мышление и творчество. Афоризм является словесным выражением того, что мы назвали смыслообразом.

Афоризм демонстрирует нам возвышенную силу Слова и его возвышенное бессилие. В афоризме распахивается бездна, лежащая за Словом. Поэтому восприятие истинного афоризма всегда порождает молчание. В этом он подобен стихотворению, а афористическая философия — поэзии.

Идеи и афоризмы в эссеистической философии сами должны объединиться в афоризм. Они должны стать мета-афоризмом. Если этого не происходит, все упреки теоретических философов в бессистемности эссеистики могут иметь основание...

§ 48

Эссеистическая философия

как философия экзистенции

Эссеистическая философия есть философия экзистенции, философия переживания и личности, ибо она непосредственно выражает духовные и душевные состояния философа в их противоречии и единстве. Философское эссе — это своеобразный философский дневник личности. Представление в тексте собственного Я здесь не менее значимо, чем содержание проблемы. Более того, содержание проблемы непосредственно и естественно сливается с Я философа. В отличие от теоретической философии, где философ стремится уйти от своего Я, говоря о нем как о субъективном, стремится спрятать личностное начало за логикой понятий, называемой им объективной логикой, в эссеистической философии Я философа свободно и открыто проявляется в тексте.

Это вызывает большее сопереживание тексту философской эссеистики и ответную личностную открытость читателя. В философском эссе нет субъекта, стремящегося раствориться в исследуемом объекте; здесь присутствует личность, которая обогащает мир своим творчеством, стремясь увидеть в окружающем не объект, а личностное начало, достойное общения, любви и свободы. Именно поэтому эссеистическая философия может более полно и адекватно, чем теоретическая, постигать человека. Ибо человек есть необъективируемая реальность и нечто большее, чем просто познающий субъект.

§ 49

Эссеистическая философия не есть публицистика

Обостренное представление собственного Я характерно не только для эссеистической философии, но и для публицистики. Однако философское эссе отлично от публицистического произведения. Это отличие выражается прежде всего в направленности — философское эссе делается не на «злобу дня», а затрагивает — через основное противоречие своего времени — вечные проблемы человека и мира.

Публицистика, как правило, касается социальных проблем, философская эссеистика затрагивает прежде всего проблемы личности — значимые для всех времен и народов.

И наконец, публицистика не разрешает проблемы человеческого бытия, она лишь «заостряет» их, привлекая внимание общественности. Философская эссеистика берется за личностно окрашенное разрешение противоречий человеческого бытия.

§ 50

Принципиальное различие эссеистической

философии и научно-популярной литературы

В отличие от научно-популярной литературы, доступно и образно излагающей нечто уже открытое, эссеистическая философия всегда порождает нечто оригинальное, совершает некий эвристический прорыв. Результатом ее всегда становится новое знание.

Более того. Эссеистическая философия не только познает бытие мира, но и творит его. Через глубинное сопереживание текстам она вносит в жизнь философа и его читателей новые ценности, которые приводят к новым поступкам. Таково, например, воздействие эссеистики Ницше на культуру и цивилизацию Запада ХХ века. То же самое можно сказать и о философском наследии Бердяева, которое не породило столь массового отклика, но зато вызвало более глубокий отклик, элитарный — в лучшем смысле этого слова. Преодолевая и очищая деструктивные противоречия и парадоксы эссеистики Ницше, Бердяев сумел избежать деструктивно-массового воздействия своей философии на мир.

Итак, мы видим разительную несхожесть научного популяризирования и философской эссеистики. Их различает глубина отношения к человеку. Электрически-домашнее тепло и свет научно-популярной литературы слабеют перед экзистенциальными безднами философской эссеистики. Образы и чувства научного популяризирования становятся игрушечными, если они приближаются и становятся рядом со страстями и прозрениями действительно философского эссе. То же самое мы можем сказать и о публицистике.

Однако эти страсти и прозрения могут породить свою превращенную форму.

§ 51

Эссеистическая философия

и политическая идеология

Из всех форм философствования именно философское эссе бывает наиболее значимым для политиков, наполненных волей к власти. Они стремятся превратить эссеистику в идеологию.

Такова трагическая ирония истории — наиболее свободная форма философствования может превратиться в способ ограничения свободы целых государств и народов. Под идеологией здесь понимается система воззрений личности и окружающей ее группы людей, которые обладают политической и экономической властью; идеология необходима для оправдания и укрепления этой власти в обыденном мышлении и бытии.

Движимая волей к власти, идеология удивительно последовательно и активно трансформирует философскую эссеистику в своих целях. Экзистенциально-личностный поиск растворяется в завершенности идеологических структур. Так произошло с эссеистическими построениями раннего Маркса и позднего Ницше, которые застыли, соединились и окостенели в коммунистической мифологии ХХ века, а также в мифологии фашизма...

Итак, идеология принимает в себя и использует порыв философской эссеистики. Размышляя глубже, мы видим, что идеология является суженной и ограниченной религией своей культуры. Эта идея уже была высказана в первой главе, но теперь мы можем более конкретно понять ее. Идеология есть суженная религия, ибо только в таком виде она может реально воздействовать на массовое сознание своей культуры. Но она может стать таковой лишь благодаря невольной и трагической помощи эссеистики, которая с неизбежностью ставит те же проблемы, что и религия, критикуя несвободу их постановки и разрешения в религиозном сознании.

Именно в результате этой критики и появляется на свет политическая идеология, вбирая в себя законченность религии и экзистенциальный порыв философской эссеистики и уже впоследствии используя для своего обоснования теоретическую философию.

Здесь мы приходим к пониманию важного факта — сходства философского эссе и религиозной проповеди.

§ 52

Эссеистическая философия

и религиозная проповедь

Между эссеистической философией и религиозной проповедью можно найти достаточно глубокую связь. Действительно, обе они говорят о вечных проблемах личностного бытия. Однако, в отличие от религиозной проповеди, эссеистическая философия свободно полагает свои основания, не опирается на извне заданные догматы. Вместе с тем экзистенциальная напряженность эссеистической философии с необходимостью делает ее похожей на проповедь, придавая ей профетический характер, характер пророчества.

Пророческий характер философской эссеистики возносит ее над религиозной проповедью и часто приближает ее к действительной религиозности. И вместе с тем он может стать искушением и привести к разрушению и религиозности, и культуры, и самой жизни. Эти противоположные черты профетизма философской эссеистики особенно ярко олицетворяются в философиях Бердяева и Ницше.

3. ФИЛОСОФСКОЕ ИСКУССТВО

§ 53

Первоначальное определение

философского искусства

Под философским искусством можно понимать форму разрешения основного противоречия своего времени и выраженных в нем вечных противоречий человеческого бытия в образно-персоналистической — худо¬жественной — форме.

Для понимания специфики философского искусства прежде всего необходимо понять специфику художественного образа. Художественный образ — это образно-персоналистическое выражение всеобщего через особенное и конкретное. Художественные образы в философском искусстве есть смыслообразы. Однако в отличие от смыслообразов эссеистической философии они являются персоналистически выраженными смыслообразами — в виде героев произведения. Персоналистическая напряженность смыслообразов, которую мы увидели в философском эссе, стремится здесь к персоналистическому бытию смыслообразов. Личность автора в тексте философского искусства общается с личностями персонажей и вместе с ними постигает всеобщие категории бытия.

Художественные образы объединяются в специфические целостности — художественные произведения. Под художественным произведением можно понимать некое единство образов, движущихся по пути превращения дисгармонических отношений действительности в гармонические. В отличие от научных теорий художественные произведения не моделируют бытие, они творят новое бытие. Это — художественное бытие. Через восприятие произведений искусства художественное бытие входит в бытие человеческих отношений и меняет его. Художественное бытие отличается от бытия философских теорий и эссе большей реальностью в мире культуры.

Философское искусство — это образно-персоналисти¬ческое бытие философских категорий. То, что в теоретической философии осуществляется через понятийное выведение и доказательство, а в философской эссеистике проявляется в виде свободного взаимодействия смыслообразов-идей, в философском искусстве достигается через свободную игру смыслообразов-персонажей.

В качестве наиболее известных представителей философского искусства мы можем назвать И. В. Гете, Ф. М. Достоевского, Т. Манна, А. Камю , Ж.-П. Сартра.

§ 54

Проблема соотношения

искусства и философского искусства

Искусство есть однозначная доминанта чувственного над рациональным в образах и произведениях. Философское искусство стремится к гармонии чувственного и рационального. Таковы, например, образные построения Гете в «Фаусте». Именно это позволяет философскому искусству приходить к разрешению противоречий в тех случаях, когда остальное искусство либо бежит от них, либо изображает неразрешимыми.

С другой стороны, философское искусство всегда стремится объединить в целое не только образы, но и произведения. В результате произведения сами соединяются в метапроизведение, которое мы могли бы назвать художественной картиной мира.

§ 55

Художественная картина мира как выражение системного характера философского искусства

Художественная картина мира соответствует системе категорий в теоретической философии и тому, что мы назвали метаафоризмом в философии эссеистической. Однако в отличие от теоретической философии и философской эссеистики здесь вообще нельзя разделить метод и систему. Если в философской эссеистике мы можем констатировать более глубокое взаимопроникновение метода и системы, чем в теоретической философии, то в философском искусстве мы имеем абсолютное тождество их. Это тождество содержания и формы как в каждом произведении, так и в художественной картине мира в целом.

Метод и система в философском искусстве абсолютно соединены через личность творца и личности персонажей. Личностное начало в философском искусстве проявляется не только в творении идей, но и в творении личностей. Именно это обусловливает бóльшую жизненную силу и богатство гармонии системы и метода в философском искусстве по сравнению с теоретической философией и философской эссеистикой.

Органическое единство системы и метода в художественной картине мира приводит к тому, что в философском искусстве невозможна, да и не нужна методология как нечто отдельное от содержания и формы произведений. Ибо для своего выражения она требует отстранения от экзистенции и образной конкретики, требует сугубо понятийного начала, а значит — деперсонализации, что глубоко чуждо философскому искусству.

Система категорий структурирует мир и отражает его. Художественная картина мира врастает в мир и изменяет его. Ее бытие созвучно бытию мира, — но не сегодняшнему, а новому бытию. Она творит это новое бытие. Она переполнена ароматом возможности нового бытия — странный цветок в сумерках обыденности.

В художественной картине мира настоящее вспоминает прошлое и встречается с будущим и вечным. Эта встреча строит целостные и личностно живые образы будущего и вечного, без которых человеческая жизнь навсегда осталась бы в самодовольных сумерках настоящего. Настоящего, которое является не настоящим, а лишь сегодняшним, ибо скользит по времени, не в силах узнавать и обновлять будущее и вечное.

Поэтому философское искусство порождает чувство будущего и вечного в своем времени. Более того, создавая персонифицированные образы будущего и вечного, оно порождает чувство личностной причастности к будущему и вечному.

В этом и есть высший результат разрешения философским искусством основного противоречия своего времени.

§ 56

Философское искусство,

мифотворческое искусство и мифология

Весьма важно увидеть отличие философского искусства и мифологии. В философском искусстве доминирует символическое начало, тогда как мифология стремится к абсолютному реализму. Под мифологией здесь понимается высшее бытие искусства, в результате которого разрешаются трагические противоречия человеческого бытия и появляется новая, запредельная обыденности реальность — мифореальность.

Мифореальность слагают мифы — произведения, в которых разрешение трагических противоречий приводит к катарсису — сложному превращению чувств, возникающему в результате восприятия трагического в его неразрешимости и разрешении. Таким образом, миф есть бытие на пределе художественного произведения и еще шире — произведения культуры, в том числе и произведения философского искусства.

Мифореальность отличается от художественного бытия философского искусства и интегрирующей его художественной картины мира тем, что она воспринимается как нечто действительно существующее, сопоставимое с реальностью человеческих отношений.

Философское искусство и мифологию соединяет мифотворческое искусство. В нем преодолевается символический характер философского искусства, но оно еще не обретает реалистической целостности мифологии. В нем может утрачиваться системность философского искусства, а мифы могут соединяться не в свободе, отличающей философскую эссеистику и философское искусство, а в произволе.

Мифотворческое искусство также создает мифореальность, используя личностно выраженные смыслообразы, но эта мифореальность не обладает связностью и полнотой мифореальности, развиваемой мифологией; она выступает лишь ее фрагментом.

Если философское искусство символически выражает уже существующие мифы, а мифотворческое — создает новые мифы, то мифология превращает их в единство, значимое для мира. Философское искусство прежде всего есть образно-персоналистическое мышление о мире и его познание; творение нового бытия подключается к этому. Мифотворческое искусство и мифология гораздо более полно входят в человеческое бытие, становясь его высшим выражением и актуальным максимумом. И если философское искусство порождает новое бытие через чувство личностной причастности будущему и вечному, то мифотворческое искусство и мифология сами выступают личностным бытием в будущем и вечном.

Однако, уходя от символического начала, мифотворческое искусство и мифология могут замыкаться в своей мифореальности, отказываясь от диалога с другими мифореальностями и картинами мира, ибо миф есть духовная форма, обладающая бытием-для-себя, замкнутым и эгоистическим бытием. Символ несет в себе бытие-для-другого. Миф выражает некую самодостаточную реальность, символ как смыслообраз философского искусства выступает свернутым мифом, который может странствовать от одной мифореальности к другой в пространстве и времени, освобождая их от самодовольства и закрытости к принципиально иному. Именно благодаря символам происходит диалог мифологий. Таким образом, вряд ли можно говорить о том, что мифология полностью снимает в себе философское искусство.

Но возможна ли духовная форма, соединяющая достоинства философского искусства и мифологии — символ и миф? Мы можем предположить ее существование и назвать мифософией. Ее рассмотрение, однако, выходит за рамки этой главы. Мы вернемся к идее мифософии в завершающей части нашего исследования.

§ 57

Философское искусство и религия

Религия всегда нуждается в философском искусстве как искусстве концептуальном — для создания своего эстетического облика. Но философское искусство не всегда превращается в религиозное. Часто оно вступает в противоречие с религией. Однако, размышляя далее, мы видим, что необходимо разделять религиозное и церковное искусство. Показателен пример Льва Толстого как религиозного мыслителя, которого русская православная церковь отлучила от себя.

Философское искусство может быть религиозным, но оно никогда не может быть церковным. Свобода — это общее условие существования философии — в философском искусстве наиболее значима. Мы можем найти больше аналогий между теоретической философией и каноническим богословием, чем между философским и каноническим церковным искусством.

Философское искусство не может существовать в рамках извне заданного канона, оно живет лишь по своим канонам, и эти каноны представляют собой самодвижение, открытое ко всему глубокому и цельному в мире.

4. ПРОБЛЕМА ВЗАИМОВЛИЯНИЯ ТЕОРЕТИЧЕСКОЙ, ЭССЕИСТИЧЕСКОЙ ФИЛОСОФИИ

И ФИЛОСОФСКОГО ИСКУССТВА

§ 58

Размытость границ

трех форм философствования

В любой философской теории мы найдем образы. В любом произведении философского искусства мы можем столкнуться с понятиями и теориями. В философском эссе присутствует и первое, и второе.

Что это означает? То, что философия есть живой организм, где происходит взаимопроникновение форм ее проявления в культуре.

Различие форм философствования относительно, их единство — абсолютно. Проблема возникает, однако, тогда, когда одна из этих форм желает подменить другие, говоря о своей исключительности и претендуя окончательно снять остальные.

Однако мы все же можем говорить о движении от теоретической философии через эссеистику к философскому искусству. Такое движение есть наполнение философии человеческим существованием и преодоление ее отстраненности от жизни личности. В этом движении философия все больше поднимается над познанием бытия и сама превращается в бытие.

Именно благодаря этому возможно обратное движение — философское искусство влияет на философскую эссеистику и вместе с ней оказывает побуждающее воздействие на теоретическую философию.

§ 59

Cосуществование теоретической философии,

философской эссеистики

и философского искусства в одной эпохе

Теоретическая философия, философская эссеистика и философское искусство сосуществуют в рамках практически всех известных нам культур. Начиная с самой глубокой древности, мы можем говорить о зарождении зачатков всех трех форм философствования. Лишь в эпоху архаической мифологии они слиты в нерасчлененном первобытном мышлении.

Убедительным примером взаимовлияния разных форм философствования может быть немецкая классическая философия, в которой на рубеже XVIII—XIX столетий осуществился оживленный и драматический диалог теоретической философии (Кант, Фихте, Гегель, Шеллинг), философской эссеистики (немецкие романтики — братья Шлегели, Новалис, Тик) и философского искусства (Гете, Шиллер, Гельдерлин). Только в этом противоречивом единстве она и сложилась в тот духовный феномен, который оказал огромное воздействие на развитие последующей европейской культуры.

§ 60

Соединение теоретической философии,

философской эссеистики и философского

искусства в одной личности

Такое соединение неоднократно проявлялось в истории философии. Это Новалис, немецкий философ-эссеист и поэт конца XVIII века, Иоган Вольфганг Гете, имеющий не только произведения философского искусства, но и научные трактаты, эссеист и поэт Андрей Белый, Альбер Камю — философский эссеист и романист.

Соединение разных форм философствования в одной личности показывает, что теоретическая философия часто приходит к абстракции и схеме, нуждаясь в принципиально новом видении целого, художественная философия часто утрачивает глубину ради развернутости сюжета и формы, а эссе еще не снимает в себе теоретический и художественный пути в философии.

Возможно, единство трех форм философствования в одной личности стоит считать идеалом философствования. В этом соединении проявляется философская гениальность. Конечно, это возможное проявление философской гениальности, но отнюдь не достаточное. Только духовное разрешение основного противоречия своего времени и проявившихся в нем вечных противоречий бытия приводит философа к гениальности.

Встреча в одной личности трех форм философствования в неком новом качестве означает метаморфозу самой философии. Вероятно, это и будет появлением того, что мы назвали мифософией, в которой три формы философствования, скрепленные мифотворчеством, соединяются окончательно и глубоко. Но об этом — в последней части. Пока же постараемся сделать выводы из этой главы.

§ 61

Выводы и перспективы.

Обобщенное определение философии.

Философия человека как дискурсивный

и экзистенциальный способы философствования

1. Философия в культуре проявляется в трех формах — теоретической философии, эссеистической философии и философского искусства.

2. Все три формы философствования находятся во взаимовлиянии в пространстве и времени культуры и личности философа.

3. Движение философии от теории к искусству есть наполнение ее личностным началом и в содержании, и по форме.

4. Все это позволяет нам дать более полное и обобщенное определение философии — с точки зрения внутренней формы, содержания и форм проявления в культуре.

Итак, под философией можно понимать систему отношений мыслителя, его текста и мира, по содержанию выступающую в качестве духовного разрешения основного противоречия своего времени и выраженных в нем трагических противоречий бытия и проявляющуюся в культуре в теоретической, эссеистической и художественной формах.

5. По результатам воздействия на культуру три формы философии могут быть объединены в дискурсивный и экзистенциальный способы философствования. Первый выражает сугубо теоретическую философию, его результатом являются понятийные модели реальности и методология их построения; второй соединяет в себе теоретическую философию, наполненную образно-ценност¬ным началом, эссеистическую философию и философское искусство, выражая их непосредственную связь с жизнью человека в ее предельно-личностном бытии.

Дискурсивный способ философствования есть способ лишь познания мира. Экзистенциальный способ философствования приводит к изменению ценностей человеческого существования, а потому творит новое человеческое существование. Тут мы приходим к двум фундаментальным предположениям.

Во-первых, можно предположить, что именно экзистенциальный способ философствования может быть приемлемым для философии человека, ибо он органически обращается к человеку, преодолевая рассмотрение его в качестве объекта. Такое предположение можно принять с оговоркой, что дискурсивный способ философствования может входить в философию человека в качестве моста, соединяющего ее с науками о человеке — психологией, медициной, антропологией и т. д., выступая философской антропологией. Преодолевая свой дискурсивно-понятий¬ный характер, философская антропология становится философией экзистенции — выходит на новое проблемное поле и к новым способам решения проблем. Однако при этом философская антропология и философия экзистенции должны дополнить друг друга как разные уровни философии человека, а также должно сохраниться взаимодействие между ними.

Итак, философия человека тяготеет к философской эссеистике и философскому искусству. Однако правильнее будет сказать, что она завершается ими. Философия человека должна проделать путь от теоретического и дискурсивного к образному и художественному.

Во-вторых, логичным представляется предположение о том, что теоретическая философия будет преимущественно метафизикой , а эссеистическая философия и философское искусство, выражающие обостренно-личностное бытие, выступят философией как метаисторией; вероятно, они же могут стать формами для проявления того феномена, который мы назвали метаантропологией.

Эти предположения представляются достаточно выведенными. Окончательно доказать или опровергнуть их можно лишь в ходе всего последующего изложения.

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

• Бердяев Н. Я и мир объектов. Опыт философии одиночества и общения // Философия свободного духа. — М., 1994.

• Бердяев Н. Самопознание. — М., 1991.

• Гегель Г. В. Ф. Феноменология духа. Предисловие. — М., 1959.

• Залыгин С. Напутствие... // Опыты. Литературно-философский сборник. — М., 1990.

• Копнин П. В. Гносеологические и логические основы науки. — М., 1974.

• Кун Т. Структура научных революций. — М., 1975.

• Малахов В. А. Искусство и человеческое мироотношение. — К., 1988.

• Метельова Т. Метаморфози філософії: ідеологія, наука, гра... // Генеза. — 1996. — № 1.

• Фейерабенд П. Избранные труды по методологии науки. — М., 1986.

• Фейербах Л. Писатель и человек // Собр. соч. — М., 1974. — Т. 1.

• Хайдеггер М. Что такое метафизика? // Время и бытие. — М., 1993.

• Хамитов Н. Освобождение от обыденности: искусство как разрешение противоречий жизни. — К., 1995.

• Шлегель Ф. Философия жизни // Эстетика, философия, критика. — М., 1983.

• Юнг К. Тэвистокские лекции. — К., 1995.

Телефоны и адрес, по которым Вы можете заказать эту книгу в издательстве КНТ:

(044) 581-21-38. Этот e-mail адрес защищен от спам-ботов, для его просмотра у Вас должен быть включен Javascript

ЯВЛЯЕТСЯ ЛИ ФИЛОСОФИЯ ТОЛЬКО НАУКОЙ?

Является ли философия только наукой? Сегодня существует крайняя точка зрения, согласно которой философия не наука вовсе. Однако как быть с великим философским теоретическим наследием прошлого в лице Аристотеля, Канта, Гегеля, создавших системы мироздания, поражающие наше воображение?

Ответ очевиден: философия и наука, и нечто большее. Ибо рядом с именами философов-теоретиков в истории философии мы встречаем философов-эссеистов (Б. Паскаль, Ф. Ницше, Н. Бердяев), а также философов-писателей (Ф. Достоевский, Л. Толстой, Т.Манн, Г. Гессе, А. Камю, Ж.-П. Сартр) и философов-художников (Леонардо да Винчи, Рафаэль, И. Босх, П. Брейгель-Старший, К. Малевич, С. Дали) и философов-режиссеров (И. Бергман, А. Довженко, А.Тарковский, В. Уорд, Ф.Феллини).

ФИЛОСОФИЯ КАК ИСКУССТВО В СТРОГОМ И ШИРОКОМ СМЫСЛЕ

Итак, рядом с теоретической философией всю историю ее развития находится философское искусство. Если понимать философское искусство в строгом смысле, то это художественные произведения с философским содержанием. Можно сказать иначе - это философские произведения с художественной формой. Ясно, что философское искусство нужно отличать от философии искусства. Философское искусство – это художественная философия, философия искусства – это анализ искусства как формы культуры. (Подробнее о философском искусстве в отношениях с философской теорией и эссеистикой – в главе Философия как наука и искусство, книги Н. Хамитова Философия: Бытие. Человек. Мир .)

Однако философское искусство можно понимать и в широком смысле – как искусство построения мудрой и гармоничной жизни, в которой достижения не приводят к одиночеству.

Философское искусство в широком смысле – это искусство создания своей жизненной философии, а так же психологии стратегии жизни, которая соответствует этой философии и психологии. Это не означает, что каждый может стать философом или психологом. Но это означает, что каждый может обрести мировоззренческую стратегию, ведущую к свободе, любви и полноте жизни. В актуализации такой стратегии – высшая цель и смысл Ассоциации Философского Искусства (АФИ), на сайте которой вы сейчас находитесь.

ФИЛОСОФИЯ И ПСИХОЛОГИЯ КАК ИСКУССТВО НА САЙТЕ АФИ

Философию и психологию как искусство Вы найдете на сайте АФИ в разделах Эссе и трактаты,Психология, Романы, Рассказы, Стихи, Афоризмы, Фильмы, Философия для студентов, в них – разнообразные произведения членов АФИ. Учитывая, что философия и психология во все времена органично проявляли себя в сказках, формировавших мировоззрение целых стран и народов, в разделе Главное событие закономерно представлен роман-сказка Магическая Книга. Философское искусство не случайно осознается и как философия, и как психология. Эти науки и формы духовной жизни личности и общества разошлись в начале ХХ века, хотя психология во все предшествующие эпохи была составляющей частью философии и важнейшим проявлением философского искусства.

По нашему мнению, в публицистических произведениях тоже может быть философский смысл, поэтому на сайте АФИ есть и раздел Публицистика.

Допущение, что философское искусство может быть проявлено не только в словесной форме, вызывает к жизни раздел Изобразительное искусство, где представлены художественные фотографии и картины членов Ассоциации.

ФИЛОСОФСКОЕ ИСКУССТВО КАК ИСКУССТВО ДИАЛОГА

Философия как искусство не может быть только монологичной, она проявляется в диалоге. Поэтому на сайте АФИ существует Форум со множеством направлений, где обсуждаются жизненно важные проблемы, актуальные как для нашего времени, так вообще для всех времен и культур. Философское искусство как искусство диалога представлено и в философских радиопрограммах членов Ассоциации Философского Искусства, записи и обсуждение которых можно найти в разделе Радиопрограммы членов Ассоциации.

ФИЛОСОФСКОЕ ИСКУССТВО КАК ПСИХОАНАЛИЗ И АНДРОГИН-АНАЛИЗ

Философское искусство в широком смысле – это практическая философия, которая соединяется с психологией и психоанализом. Поэтому на сайте Ассоциации Философского Искусства представлены уникальные разработки в области андрогин-анализа – новейшего направления в психоанализе, которое исследует проблему внутреннего одиночества и гармонизации личности и отношений между личностями – прежде всего в семье, ибо семья – фундамент любого общества. Этим проблемам посвящена ветка форума сайта Ассоциации Философского Искусства – Психоанализ и андрогин-анализ. На сайте АФИ есть целый ряд классических произведений по психологии и по психоанализу, а так же раздел по психологии.

АФОРИЗМОТЕРАПИЯ И АНДРОИД-ФИЛОСОФ КАК НОУ-ХАУ В ФИЛОСОФСКОМ ИСКУССТВЕ

На сайте АФИ есть совершенно уникальные проекты. Это прежде всего Афоризмотерапия, основанная на идеях андрогин-анализа как философского психоанализа и практически воплощенная на основе искусственного интеллекта, разработанного членами Ассоциации Философского Искусства. Афоризмотерапия как методика исцеляющих афоризмов направлена на актуализацию личностного потенциала всех выходящих на сайт АФИ.

Итак, приглашаем Вас в путешествие по таинственному континенту философского искусства, очертания которого постоянно меняются. Кто знает, может, в ходе этого путешествия Вы станете членом Ассоциации Философского Искусства…

Назип ХАМИТОВ, Президент Ассоциации Философского Искусства

Светлана КРЫЛОВА, Вице-президент Ассоциации Философского Искусства

Роман "Маска" Часть 2

Подробнее...

ЧАСТЬ 3

ЭКСПЕДИЦИЯ,

ОТПРАВЛЕННАЯ

СТАЛИНЫМ

Суеверия имеют странные корни

и еще более странные последствия.

Фрэнк Хэрбэрт «ДЮНА»

Глава 18

Снейк позвонил через полчаса.

- Тебе повезло, – сказал он. – Листов оказался в своем офисе. И, кстати, очень заинтересовался твоим вопросом.

- И что? – быстро спросил Ян.

- Он сказал, что Санга протекает по территории Конго. И там до сегодняшних дней существует культ Ведущего Вниз. Между прочим с человеческими жертвоприношениями.

- И что же это за культ?

- Один из культов «вуду». Слыхал про такое?

- Приходилось, – пробормотал Ян. – Колдуны «вуду» из мертвых делают живых и наоборот. Называется «зомби».

- Правильно мыслишь, господин психоаналитик, – сказал Снейк.

- А что еще сказал Листов?

- Слушай, я дал ему твой электронный адрес, он обещал прямо сейчас сбросить тебе короткое сообщение. Может скажешь, что все-таки произошло?

- Да долго рассказывать, – пробормотал Ян. – А у меня скоро будет пациентка.

- Ну так в чем дело? Приезжай после сеанса в редакцию «ЭЗО»! У меня есть пару книжек по макам колдунов.

- Нет, сегодня не могу. Давай созвонимся завтра после обеда?

- Идет! Если что, я пришлю за тобой машину.

- Спасибо за все! До завтра.

Некоторое время Ян сидел неподвижно. А затем кинул взгляд на часы и включил электронную почту.

Сообщение было одно. Ян открыл его и прочел:

«Привет, Ян! Любопытно познакомиться с человеком, который интересуется культом Ведущего Вниз.Ситуация следующая: это один из вудуистских культов, распространенных в Западной и Центральной Африке. Поклоняются духу, живущему в нижнем мире.Практически во всех шаманских культах существует нижний, верхний и средний мир. Нижний мир отвечает за мир мертвых, подземные силы и земные энергии. Верхний мир за небесные силы, дух и различных духов, связанных с будущим. Средний мир - это мир людей. Культ Ведущего Вниз в Конго относится к одному из самых жестких, где до недавнего времени, а может и сейчас практикуются человеческие жертвоприношения.Теперь о масках: одевая маску, колдун перевоплощается в духа, который в этой маске существует. Удачи тебе! Антон.»

Ян прочитал текст еще раз. Подумал и написал ответ:

«Привет, Антон!Я тоже рад знакомству. Если позволишь, еще два вопроса: Присутствует ли в культе Ведущего Вниз образ змеи? И насколько типично использование в этом культе магических масок? Удачи! Ян.»

* * *

Утреннее солнце протянуло лучи сквозь комнату и коснулось мужчины и женщины, неподвижно сидящих в креслах у журнального столика. Они были голыми, и в утренних лучах их кожа приобрела таинственный оттенок внутренней поверхности раковины.

Казалось, мужчина и женщина спят.

Но они не спали.

Пустыми взглядами в никуда они напоминали манекенов.

Медленно меняя угол, солнечные лучи добрались до зеркала.

Внезапно левый глаз мужчины дрогнул. Это было жуткое зрелище – неподвижное тело, тусклый правый глаз и яростно блестящий левый. Точно так же яростно блестела прошлой ночью в свете луны черная змея. В этой ярости было нечто чуждое и солнцу, и луне. Но женщина напротив не видела этого, она была далеко отсюда.

Глаз обвел комнату, остановился на зеркале и подмигнул сам себе, словно был единственным живым существом в комнате. На мгновение он стал насмешливым, а потом вернулась ярость.

- ЖИЗНЬ ПРИЧИНЯЕТ МНЕ БОЛЬ! – прохрипел мужчина.

Эти слова заставили женщину пошевелиться. Вслед за ней пошевелился мужчина. Ярость спряталась в глубину его левого глаза, а правый ожил.

- Наша посланница в самом деле мертва, – сказала женщина. Такое случилось впервые за много лет. Впервые за много лет нам попался достойный противник. Неужели время пришло?

- Да, господин сделал для них особые маски. Пойдем, я покажу их.

Мужчина поднялся и открыл маленькую дверь в конце комнаты. Женщина следовала за ним. Она вошла в полутемную комнату и увидела маски на стене.

Они улыбались, глядя на нее пустыми глазницами. И на лбу каждой из них было нацарапаны буквы.

«ЯН» и «ЛАНА», – прочитала женщина и захохотала. В глубине души ей совсем не хотелось смеяться. Но этот смех уходил корнями так глубоко, что противиться ему было невозможно.

Наконец она перестала смеяться.

- Наши фигурки стали большими. Теперь они наденут маски. Маски с именами.

- Но сейчас еще рано. Пусть он пока поговорит с нашей девочкой.

* * *

Серебристая «ауди» подъехала к дому с черепичной крышей, окруженной деревьями. Ирина хлопнула дверцей и поспешила к калитке. Она опять опаздывала.

Когда Ирина протянула руку к кнопке звонка, что-то заставило ее поднять голову вверх. Ее взгляд встретился со взглядом кошки. Кошка сидела на ветке дерева, нависшей над калиткой, и пристально смотрела на нее. Она была огромной, как рысь.

- Ты не веришь мне? – спросила Ирина.

Глаза кошки были внимательными и неподвижными. Это была странная кошка.

Ирину переполнил страх. Но голос из глубины, который звучал в ней с двенадцати лет, приказал поднять руку.

Она нажала на кнопку звонка.

* * *

В руке Ирины покачивался красный кулек.

«МИЛЛЕНИУМ НАВСЕГДА», – прочитал Ян. – «Интересно, что там?»

- Ирина, я просил вас не опаздывать, – сказал он вслух.

- Простите, – рассеянно проговорила она. – А что это у вас за рысь сидит на дереве у калитки?

- А, это наша кошка Сима.

- Ничего себе кошка!

- Она у нас крупненькая. Но смирная. А что, она напугала вас?

- Почти. Я с детства не люблю кошек.

- А кого же вы любите? – Ян пропустил ее в двери кабинета.

- Наверное, змей.

* * *

Остап Остапович продолжал рассматривать неподвижный глаз на затылке рептилии.

- Я тоже отшатнулся сначала, когда увидел это, – пробормотал за спиной Миша.

- Что это значит?!.

- Не знаю, Остап Остапович. Глаз ожил минут через пять после ухода эксперта.

- Ты не звонил ему?

- Не-ет.

- И не звони пока. А змею помести в банку и хорошенько закрой.

- Остап Остапыч, в этой змее живой только один этот глаз. Остальные два и все тело не подают признаков жизни. Я думаю, все это остаточные явления в той части нервной системы, которая отвечает за этот глаз.

- Откуда у нее вообще взялся этот третий глаз?

- Я думаю, может мутант какой?

- Думать будешь потом. А сейчас возьми змею и спрячь в банку.

Длинным пинцетом, который напоминал пыточный инструмент инквизиции, Миша приподнял обмякшее тело, уложил в широкую банку и завинтил стальную крышку с множеством отверстий.

- А дырки зачем? – спросил Остап Остапович.

- Для воздуха. Вдруг оживет, – Миша показал прокуренные зубы.

- Остроумно, – пробормотал Остап Остапович. – Ладно. Вот тебе визитка. Свяжешься еще с одним экспертом. Я пойду наверх, а вы с ним еще раз проанализируйте все это. Как только будут результаты, позвони мне.

* * *

Мужчина подошел к противоположной стене комнаты с двумя масками и коснулся пальцами темного стекла.

- Она была прекрасна, Галочка, – его голос свернулся до бархатного шепота. – Она росла в этом террариуме десять лет и ей не нужна была грубая пища. Она питалась своей особой едой.

- Да, но было предсказано, что она погибнет. И теперь она больше не нужна нам.

- Как ты думаешь, Галочка, они уже в самом деле осознали, что имеют дело с чем-то необычайным? Нам нужна энергия их растерянности и смятения.

- Вполне, Виктор.

- Ну что ж, тогда пора забрать ее. Пока они не узнали слишком много.

* * *

Миша остался один. Какое-то время он заворожено смотрел на змею в банке, а затем пошел к телефону в конце лаборатории.

Повинуясь безотчетному импульсу, он выключил по дороге верхний свет. Осталась только лампа, освещающая стол с телефоном.

Банка со змеей погрузилась в сумрак, комнату прочертили длинные тени. Все в комнате стало тревожным и чужим.

Тень Миши пробиралась в густом лесу теней. Когда он подошел к телефону, голова его тени растворилась в углу, где стояла банка. Если бы он смотрел туда, ему бы почудилось какое-то движение. Но он смотрел на циферблат старенького телефона.

- Алло, это Михаил Борисович? Я звоню от Остапа Остаповича. Он просит вас выступить экспертом в идентификации неизвестного вида змеи. Что? Нет, у нас есть только мертвое тело. Приезжайте, сами увидите. Будете через полчаса? Я закажу вам пропуск.

* * *

Ирина уселась на диван и положила рядом кулек.

- Ирина, я хотел бы от змей вернуться к маскам. Помните, на первом сеансе вы сказали, что боитесь людей в масках? И добавили: они замыкают под маской свою жизнь.

- Я говорила такое?

- Да. И еще вы сказали: Замкнутая жизнь и есть смерть.

- Замкнутая жизнь и есть смерть, – повторила Ирина, и страх хлестнул Яна – ее голос наполнился мужскими интонациями. – А... Теперь вспомнила.

- Давайте обсудим это. – Ян изо всех сил пытался держать себя в руках. – Надо полагать, что замкнутая жизнь – это лицо в маске?

- Конечно.

- Ирина, насколько я понимаю, все дело в том, что лицо отражает жизнь лучше любой другой части тела? В смысле того, что по лицу проще всего определить возраст.

- Да. Лицо – это самые точные часы нашей жизни.

- Вы боитесь старости? Смерти?

- Нет, я боюсь маски.

- Почему?

- Потому что он стоит передо мной и смотрит, – прошептала Ирина. Теперь ее голос возвысился и задрожал. Это был голос двенадцатилетней девочки.

- Кто? – спросил Ян.

- Человек в маске.

Она словно провалилась куда-то, ее глаза стали застывшими и пустыми.

- Ирина, спокойнее. Я рядом с вами. Где вы находитесь?

- На даче. И человек в маске стоит рядом. Он уже сделал со мной это.

- Что это? Он изнасиловал вас?

- Нет, он надел на меня маску и подвел к зеркалу. Я теперь всю жизнь должна ходить в маске...

- Ирина спросите его, зачем он сделал это! И тогда мы снимем с вас маску!

- Хорошо, я спрошу.

Некоторое время она молчала, а потом произнесла грубым голосом:

- Она нужна мне, Ян Виленович.

Это был все тот же мужской голос. На этот раз он был пропитан насмешкой.

- Кто вы?

- Ведущий Вниз. И я хочу говорить с тобой.

И прежде чем Ян успел что-либо ответить, Ирина сунула руку в кулек и вытащила какой-то предмет.

Потом надела этот предмет на лицо.

Лица не стало. Вместо него на Яна смотрела маска с чужими глазами.

* * *

Пока Миша ждал эксперта, он сидел в оцепенении. Его пробудил телефонный звонок.

- Михаил Борисович, к вам человек.

- Да, – ответил Миша. – Прошу.

Дверь открылась, на пороге показался дежурный, за ним стоял мужчина с бородкой клинышком. Он мягко улыбнулся.

- Я Иван Степанович. Занимаюсь древними и современными мифологиями. Моя главная специализация – культы змеи.

- А я думал, вы зоолог, – проговорил Миша. Его вдруг охватила тревога.

- В какой-то мере я и зоолог. Ну-с, где ваша подопечная?

- Подопечная?.. Вы говорите о ней так, будто она не только живая, но и разумная, – Миша криво улыбнулся.

- Простите, – в голосе Ивана Степановича прозвучало нетерпение. – Я бы хотел увидеть предмет нашего разговора.

Тревога лопнула и превратилась в ужас. Мише захотелось позвонить Остапу Остаповичу или закричать, но вместо этого он послушно поднялся, подошел к выключателю и зажег свет.

- Она там, в углу, в банке, – сказал он, не оборачиваясь. Что-то вынуждало его стоять лицом к стене.

- Простите, где?

Миша заставил себя обернуться.

Банка была пуста.

* * *

В это время Ян сидел напротив женщины в маске. Он забыл о том, как ее зовут. Более того, он забыл о том, что это женщина.

Потому, что она вновь говорила с ним голосом мужчины.

Из улыбающегося рта маски звучали странные слова:

- …Итак, я бросаю тебе вызов. Тебе и твоей жене. Я открываю тебе свои намерения. А в конце разговора ты все забудешь.

- Зачем тебе это?

- Я так живу.

- А зачем рассказывать, если я забуду?... – Ян чувствовал, что ему все труднее говорить.

- Может для того, чтобы лучше понять себя. К тому же ты интересен мне. Ты отличаешься от остальных. А память твою я очищаю, чтобы ты не наделал глупостей. Но не беспокойся, когда придет время нашего следующего разговора, ты вспомнишь все.

- Кто ты?

- Я же сказал тебе, Ведущий Вниз.

- Что это значит?

- Я путешествую в нижних сферах души. И приглашаю туда всех, с кем меня свела судьба.

- Не понимаю… Объясни.

- Ты устал. На сегодня достаточно. Мы продолжим на следующем сеансе. Сейчас я досчитаю то трех, ты вернешься в обычное состояние и забудешь наш разговор. Раз, два, три!..

Резким движением Ирина сняла маску и сунула ее в кулек.

Ян дрогнул и открыл глаза.

* * *

Остап Остапович сидел за столом в своем служебном кабинете с дубовыми панелями и задумчиво смотрел на рисунок, лежащий перед ним на столе. Грубыми карандашными линиями там была изображена фигура человека в маске и два слова печатными буквами: «Ведущий Вниз».

- Кто же ты такой, сукин сын?.. – пробормотал Остап Остапович.

Он склонился над рисунком, постукивая карандашом. В стекле, покрывающем стол, отразилась его бритая голова и генеральские звезды. Остап Остапович вздохнул, открыл потрепанную тетрадь и углубился в чтение. Справа от него лежала еще одна тетрадь, больших размеров, с наклеенным на обложке машинописным текстом: «Психология колдуна».

Зазвонил телефон, один из трех на столе, самодовольный красный аппарат, переживший трех владельцев этого кабинета.

- Борисенко слушает! – проговорил Остап Остапович, поднимая трубку.

- Остап Остапович, здравствуйте.

- Миша, ты? Что голос такой потухший?

- Она исчезла, Остап Остапович!

- Жинка твоя что ли? Говори яснее!

- Змея, Остап Остапович… Только что была в банке. А теперь банка пустая. И ведь крышка была завинчена намертво. Мы перерыли всю лабораторию, но ее нет… Остап Остапович, я не…

- Верю, что не понимаешь. Еще раз прочешите всю лабораторию. И весь первый этаж. А потом подготовь письменный отчет.

- Есть! – ответил Миша.

- Выполняй!

Остап Остапович положил красную трубку и снова посмотрел на рисунок.

- А ты действительно сукин сын, – сказал он.

* * *

- До свидания, Ян Виленович, – сказала Ирина своим обычным голосом. – Вы мне очень помогли сегодня.

Ян кивнул. В голове его было мутно, а тело одеревенело, словно он проспал ночь на холодной бетонной плите или переплыл туда и обратно реку шириной с Волгу.

- До послезавтра? – улыбнулась Ирина.

- Да, в то же время, – Ян заставил себя улыбнуться в ответ и почувствовал, что губы слушаются с трудом.

Некоторое время он сидел в кресле, ощущая, что силы возвращаются к нему. Затем достал бутылку «Хенесси» и выпил рюмку. Волна коньячного тепла вошла внутрь и стало еще легче.

Криво усмехнувшись, Ян потянулся. «А ведь я изменил своему правилу – никогда не пить до часу дня. Если так пойдет после каждого сеанса, можно спиться», – подумал он.

Что было на сеансе он почти не помнил. Воспоминание затаилось туманным комком на дне души. И Ян старался пока не ворошить этого. Как всегда он доверился звериной интуиции, которая включалась в подобные моменты.

Ян поднялся, сделал несколько вальяжных упражнений «тай-цзы», завершив их стремительной композицией каратэ. После этого стало еще легче.

И когда зазвонил телефон, он уже почти полностью пришел в себя.

- Я слушаю.

- Ян Виленович, добрый день еще раз! – пробасил в трубке знакомый голос. Теперь он был неестественно бодрым.

- Здравствуйте, Остап Остапович.

- Ну что, Ирина была?

- Да.

- И как?

- Как всегда.

- Вот и славно! Как и договаривались, жду у себя дома. Будем читать африканский дневник. И обязательно берите с собой Ланочку. В 16.00 за вами заедет мой шофер.

* * *

Ян положил трубку и откинулся в кресле. Усталость накрыла его голову тяжелой ладонью и глаза закрылись сами собой.

Он провалился в сон. В этом сне была Лана и человек с козлиной бородкой, сидящий за столом посреди лесной поляны. На столе лежала черная змея. Человек с козлиной бородкой водил над ней руками.

Через несколько мгновений змея зашевелилась. Сначала медленно и неуверенно, а потом все яростней.

Она спрыгнула на траву и поползла к краю поляны. Ян уже подумал, что она сейчас скроется в лесу, но она вдруг изменила направление. Извивающееся тело двинулось к Лане.

- Л-а-ана, берегись! – закричал Ян, бросился наперерез и закрыл собой Лану. Страха не было, он ощущал себя мангустом, который должен победить.

Змея прыгнула, рука Яна поймала ее у самой головы. Черное тело стегало воздух, как плеть. Ян изловчился, схватил ее за хвост, и стал соединять яростно распахнутую пасть и кончик хвоста. Это оказалось бесконечно сложно, словно змея была стальной.

Наконец ему удалось впихнуть кончик хвоста в ее пасть. Челюсти сомкнулись. В тот же миг она перестала сопротивляться.

- Уроборос, – сказал Ян чужим голосом. – Змея, которая укусила себя за хвост.

- Она отравилась собственным ядом и теперь стала по-настоящему неживой, – проговорила Лана. – Смотри!

Ян поднял змею и увидел, что держит в руках ржавое металлическое кольцо, изображающее змею, вцепившуюся в свой хвост. Он размахнулся и зашвырнул его в лес.

А затем обернулся, стол был пуст. Человек, сидевший за ним исчез.

- Кто ты! – закричал Ян. – Выходи!

- Ты справился со слугой, но так ли легко будет справиться с господином?.. – раздался голос, идущий отовсюду.

А Ян проснулся. Из всех образов сна осталась только змея, вцепившаяся в свой хвост, и чувство победы, смешанное с тревогой. Ян посмотрел на часы, стоящие на каминной полке. Они показывали без двадцати четыре.

Ян вытащил мобильный и набрал Лану.

- Привет!

- Привет! Ты уже окончил сеанс?

- Я успел даже немного вздремнуть. Представляешь, мне приснилось, что та самая черная змея ожила. Но мне удалось уничтожить ее, заставив укусить собственный хвост.

- И слава Богу!..

- А еще мне звонил Остапович. Одевайся, за нами в четыре приедет машина.

Глава 19

«Почему шофер все время провожает нас до дверей Остаповича?» - спросила как-то Лана. Вспомнив об этом, когда машина мягко подрулила к подъезду, Ян предложил:

- Может мы поднимемся сами?

Шофер, крепкий молодой человек в штацком, улыбнувшись застенчиво, но твердо, сказал:

- Простите, не положено.

Они поднялись вместе с ним на пятый этаж добротной «сталинки». Лифт был вполне современным – двери раздвигались с музыкальным звоном, а кнопки играли разноцветными огоньками.

Как всегда шофер сам позвонил в дверь и что-то сказал в переговорное устройство. Через несколько секунд дверь открылась. Остап Остапович стоял в полутемной прихожей.

- Заходите, Ланочка и Ян Виленович!

Пропустив их, обернулся к шоферу:

- Спасибо, Петруша. Жди внизу.

- Есть! – отчеканил Петруша.

Дверь захлопнулась. Когда Лана увидела ее в первый раз, она показалась ей почти в полметра толщиной. Обитая черной кожей снаружи, изнутри дверь была стальной. «Мне нравится вид металла, – объяснил тогда Остап Остапович. – Чувствуется надежность. К тому же ее можно использовать вместо зеркала. Очень удобно для прихожей». И изрек, подняв указательный палец с видом Станиславского:

- Квартира начинается с двери!

Посреди двери торчало колесо – из тех, что бывают на подводных лодках. Это было не случайно, ибо Остап Остапович как-то обронил, что начинал свою многотрудную службу простым матросом на подводной лодке.

Поворот этого колеса делал взлом двери практически невозможным – в обе стены, пол и потолок уходили массивные стальные штыри. «Неужели ее совсем нельзя взломать?» – полюбопытствовала как-то Лана. «Разве что прямым попаданием из противотанковой пушки, – пошутил Остап Остапович. – Да только как они вкатят сюда эту пушку?» - и густо засмеялся.

Остап Остапович провел их в свой кабинет и усадил на диван. Здесь все усиливало ощущение надежности – и мебель, и даже стены. Две из них были покрыты дубовыми панелями в рост человека – «не люблю обоев», – признавался Остапович, – оставшиеся две от пола до потолка были заняты полками с книгами и разнообразными предметами в коробочках, баночках, колбах и без оных.

- Кстати, Лана Свет-Анатольевна, чего это вы на меня так смотрите? Ах, ну да, вы впервые видите меня со звездами на погонах! Простите, чтоб не выглядеть вперед вами солдафоном, я сейчас переоденусь.

Хозяин исчез и они остались одни. Взгляд Яна, как всегда, остановился на перстне белого металла с переливающимся разноцветным перламутром, который почему-то лежал в запаянной стеклянной колбе. «Этот артефакт носит название «Перстень Сверхчеловека», – объяснил однажды Остап Остапович. – Он был найден в одном из магических центров СС в 1945. Как-нибудь расскажу подробней». Но обещание пока оставалось обещанием.

Остап Остапович появился в необъятной плющевой пижаме, став в ней удивительно похожим на мятежного генсека, заполнившего в прошлом просторы Родины кукурузой и показавшего всему миру подлинную «Кузькину мать». Он уселся в потертое кожаное кресло, которое жалобно скрипнуло под его стокилограммовым весом.

- Ну что, чаю не предлагаю, то что вы сейчас услышите, поинтереснее чая.

То, что Остап Остапович не предлагал чаю было весьма необычно. Чаепитие в его доме стало для Яна и Ланы настоящим ритуалом. Ян прищурился и увидел на лбу Остаповича особую морщинку, которая появлялась всегда, когда происходило нечто выходящее из-под контроля.

Ян хотел спросить про черную змею, но передумал. И когда Лана открыла рот, готовая сделать то же самое, он сжал ее руку.

- Мы готовы слушать, Остап Остапович.

Глава 20

- Маленькое предисловие, – начал Остап Остапович. – То что вы сейчас услышите, когда-то было государственной тайной. И так как никто не оглашал эту информацию в эпоху гласности, она для меня так и осталось государственной тайной. Поэтому из уважения ко мне прошу, чтобы все это осталось между нами.

Остап Остапович помолчал и продолжил:

- Общеизвестно, что в конце тридцатых годов по личному приказу Гитлера было совершено несколько экспедиций в труднодоступные районы Тибета, Монголии и Индии. Ими руководили крупные ученые и офицеры «СС». Цель – поиск магических амулетов, которые могли бы способствовать победе в мировой войне. Однако никто не знает, что точно такие же экспедиции были отправлены и Сталиным. Но только в другие регионы – в частности в Западную и Центральную Африку, которые славятся могущественными колдунами. Одной из таких экспедиций была экспедиция антрополога с мировым именем Иона Инокова.

- Невероятно! – прошептал Ян.

- Сталин был не менее суеверен, чем Гитлер. До войны в НКВД было целое управление, аналогичное моему, только оно не расследовало таинственные дела, а, если можно так выразиться, само их фабриковало. Его работники, например, производили манипуляции с восковой фигуркой Троцкого. Так что сначала ледоруб вонзился в восковую голову бывшего наркома по военным делам…

- Погодите, почему же все это так и не просочилось в печать? – не удержался Ян.

- Уважаемый Ян Виленович, я думаю, вы очень удивитесь, но я должен сказать, что в период гласности в печать просочилось очень и очень немногое… Но давайте не будем отвлекаться. Управление, о котором я говорил, занималось также отправкой магических экспедиций – в секретных делах они так прямо и называются. Однако после того, как экспедиции вернулись, Сталин отменил свое решение. К тому времени он все больше сближался с православными кругами. И его убедили, что все эти «дьявольские предметы» в конце концов обратятся против него. В отличие от него, Гитлер продолжал пользоваться этими предметами в ходе войны. Что из этого вышло, вы знаете… Но вернемся к управлению НКВД по «магическим делам». В 1937 году оно было ликвидировано. И большинство магических артефактов были законсервированы в хранилищах НКВД. А вот маска, которую привез Ион Иноков почему-то осталась у него. А теперь слушайте дневник, который Иноков писал по дороге, а окончил уже по приезде в Москву… Точнее не дневник, а фрагменты дневника. Ибо когда эта тетрадь попала мне в руки, в ней не хватало очень многих страниц…

Остап Остапович протянул руку к журнальному столику, надел очки и раскрыл тетрадь. Собираясь читать, он откашлялся, прочищая горло.

А затем, вдруг передумав, нажал на кнопку магнитофона, и комнату наполнил глухой мужской голос.

Глава 21

«8 ноября 1936 года.

Сегодня в час ночи меня вызвали к Сталину. Я поздравил его с годовщиной Октября. Тот молча кивнул. А потом спросил меня, покуривая трубку:

- Что вы думаете о первичности материи и вторичности духа, товарищ Иноков?

Он никогда раньше не задавал мне подобных вопросов и я сильно растерялся.

- Я полностью разделяю точку зрения Ленина и партии, товарищ Сталин.

- Вы же думающий человек, профессор Иноков, почему же вы отвечаете так ортодоксально?

В его голосе затаилась насмешка. Но то, что он назвал меня привычным словом «профессор», добавило мне смелости.

- Дух способен воздействовать на материю, – осторожно сказал я.

- Правильно. Но я бы сказал радикальнее. – Он стал прохаживаться по ковровой дорожке выпуская клубы дыма. – Один дух, конечно, вторичен по отношении к материи, но если духов много, не кажется ли вам, профессор Иноков, что они будут первичны?

В голосе Сталина по-прежнему была насмешка. Но было и что-то еще, очень серьезное. И самое главное, я тогда почувствовал, что речь идет не о едином духовном порыве строителей коммунизма, а о чем-то совершенно ином, нечеловеческом.

Это настолько сбило меня с толку, что я выдавил:

- Это анимизм…

- Давайте не будем ставить штампы и клеить ярлыки, товарищ Иноков. Или вы думаете иначе?

- Нет, товарищ Сталин.

- И даже Гитлер не думает иначе, когда заходит вопрос о духах. Это вопрос не просто политический, это вопрос выживания. И поэтому одного такого духа мы поручаем вам изловить и доставить в Москву. Вы понимаете меня?

И не дожидаясь моего ответа продолжил, теперь его голос звучал серьезно:

- Наше революционное преобразование мира нуждается в использовании всех допустимых сил. Вы отправитесь в Западную Африку. Там, как мне докладывали есть очень интересные предметы. Материальные предметы с особыми духовными свойствами. Как видите, материя первична и, одновременно, вторична – она содержит в себе духов, а мы берем их в союзники нашего коммунистического духа. Это диалектика, профессор Иноков.

Мне вновь почудилась насмешка в его голосе. Я молчал, не зная что сказать. А он подошел ко мне и потрепал по плечу.

- До свидания. С вами свяжется человек, ответственный за организацию этой компании, простите, экспедиции. Ведь у вас, ученых, это называется именно так?

- Да, товарищ Сталин.

- Ну вот и хорошо, товарищ Иноков. Идите. И возвращайтесь с победой.

Я уже дошел до двери и взялся за ручку, как вдруг за моей спиной вновь раздался голос:

- Кстати, вы знаете, что у вас библейское имя?

Я обернулся и глупо кивнул.

- Почитайте о нем на досуге. А теперь до свидания.

На этом аудиенция была окончена. Меня отвезли домой. Стоит ли говорить, что я так и не уснул до утра. Я достал карту Западной Африки и изучал ее до рассвета…

2 декабря 1936 года.

Сегодня мы отправляемся. Я только номинально руковожу экспедицией. Всем заправляет некто «комиссар Духов». Это не настоящее имя. Я придумал ему псевдоним. Как только я открыл блокнот, он спросил меня, что это такое.

- Дневник, – ответил я. – Простой путевой дневник.

- Послушайте, академик, – сказал он мне. – Я не могу запретить вам писать. Однако…

- Профессор, а не академик, – поправил я его.

- А мне без разницы. Так вот, профессор, я не могу запретить вам писать, но я запрещаю описывать точный маршрут следования и имена. Ясно?

- В общем да, коллега, – ответил я. – С вашего позволения я использую псевдонимы.

Он что-то пробурчал и отошел. А я с тех пор с тех пор стал называть его «комиссар Духов». Прозрачный намек. Так вот, комиссар Духов больше не заглядывает ко мне в дневник. Видно кто-то сказал ему, что у меня была личная аудиенция у Сталина.

24 декабря 1936 года.

У дикарей, обитающих на берегах притока Конго - реке Санга - есть миф о духе по имени Кио-Боро, что означает «Ведущий Вниз». Это могущественная сущность, которая в обществе черной змеи с тремя глазами карает неправедных. С Ведущим Вниз вступают в контакт особые колдуны, которые надевают маски из серого дерева с улыбающимися ртами. Считается, если такую маску наденет непосвященный и даже простой колдун, на него и его семью падет проклятие – в них войдет Ведущий Вниз, с тем, чтобы мучить до конца дней. Дикари уверяют, что маску Ведущего Вниз никто не делает – она появляется утром на алтаре после ночного ритуала.

Упоминание о культе Ведущего Вниз встречается в книге одного исследователя Африки, которую комиссар Духов вручил мне только после прибытия на берега Санги. Как выяснилось, это соответствует истине – племена живущие здесь действительно верят в существование этого духа и совершают постоянные ритуалы в его честь. Колдуны, которые служат ему, окружены особым уважением и страхом.

Я начинаю догадываться, что главной целью нашего путешествия есть нахождение подлинных предметов культа Ведущего Вниз.

25 декабря 1936 года.

Нужно сказать, что на наш катер, вооруженный пулеметом, местные жители взирают с меньшим почтением, чем на колдуна Кио-Боро. Сегодня, когда мы пристали к одной из деревень, чтобы закупить продовольствия, стали свидетелями интересного происшествия. В деревню на каноэ приехал негр из соседнего племени с женой и прехорошенькой дочерью. Тут у них было что-то вроде ярмарки. Негр вышел из лодки, за ним жена и дочь.

И тут к ним подошел высокий человек, с лицом, расписанным желтой краской. Его глаза были обведены желтыми кругами, а рот окружала гротескная желтая улыбка. В сочетании с черной кожей смотрелось жутковато. В левой руке он держал кожаную сумку, а в правой – нечто вроде короткой плети.

Высокий человек резко что-то сказал отцу семейства, указав на дочь. Тот начал возражать. Наш переводчик объяснил, что колдун Ведущего Вниз приказывает отдать ему девушку в наложницы.

И тут произошло необъяснимое. С гневным выкриком колдун рассек воздух плетью, а затем вытащил из сумки деревянную маску и надел ее на лицо. Маска заулыбалась так жутко, что негр с семейством тут же униженно пали на колени и девушка перешла в собственность колдуна.

Это привело комиссара Духова в состояние неизъяснимого возбуждения. Он отвел меня в сторону и стал горячо убеждать сойти на берег, чтобы заполучить эту маску. Мне с трудом удалось уговорить переводчика, негра из местных, обратиться к колдуну. Как я и предполагал, он отказался продать нам маску и так как нас тут же обступила толпа на берегу, комиссар не решился настаивать.

Однако нам все-таки удалось заполучить один магический предмет. Это оказалась та самая короткая плеть. Колдун указал на револьвер комиссара, а затем на свою плеть. Тут все было ясно без переводчика и они обменялись предметами своей власти.

При ближайшем рассмотрении это оказалась вовсе не плеть, а искусно сплетенная из кожи черная змея. В голову ее искусно вплетены три глаза из хрусталя - два обычных и третий на затылке. Наш переводчик и проводник смотрят на нее с ужасом, как будто это живое существо. Пришлось спрятать ее подальше.

Комиссар Духов торжествует. По-моему этот простодушный малый совершенно не подозревает о подлинном смысле нашей экспедиции. Ему кажется, что мы разыскиваем сокровища, которые стоят больших денег и будут потом проданы за американские доллары или фунты. Естественно, я не пытаюсь его разубеждать.

Кстати, доблестный комиссар играет роль немого и я объясняюсь с ним на людях языком жестов. Дело в том, что по легенде я – англичанин, ученый из Оксфорда, а он мой слуга. Это связано с тем, что наш комиссар языкам необучен и из английского усвоил только «Йес, сэр». Он сначала хотел выдавать себя за немого ученого, но я убедил его, что роль немого слуги будет более органична.

Скрипнув зубами, комиссар согласился. По утрам он даже подает мне кофе. Но иногда я ловлю на себе его взгляды, полные классовой ненависти. Ох, как бы по приезде в Москву не отлились кошке мышкины слезки!

31 декабря 1936 года.

По мнению дикарей, если хоть одна маска Кио-Боро будет украдена и увезена за пределы обитания племени, наступит конец света. Поэтому они весьма ревностно охраняют их.

И еще: в верховьях Санги обитает странное светлокожее племя, весьма похожее на древних египтян, какими они дошли до нас в изображениях и саркофагах. К тому же их мифы о Ведущем Вниз перекликаются с египетскими мифами о боге Сете. Они называют Ведущего Вниз Ко-Сетом. У них тоже есть сказание о конце света, который наступит после того, как маска Ведущего Вниз будет украдена...

Вот как я узнал об этом. За день пути вверх по течению Санги мы встретились со жрецом Ведущего Вниз этого племени. Мы вновь пристали у селения. На этот раз мы сошли на берег с твердым намерением добыть новые магические артефакты. Наша компания состояла из трех человек – меня, комиссара, переводчика и проводника. На катере остался наш славный чернокожий капитан и такой же славный чернокожий кок.

Странно, что комиссар доверяет им, оставляя одних на катере. Наверное, это чернокожие агенты НКВД или местные коммунисты, и они только и мечтают о том, чтобы при помощи африканских амулетов поскорей грянула мировая революция.

Мы были экипированы весьма тщательно. На поясе комиссара на этот раз висели аж два револьвера, что делало его похожим на сумасшедшего ковбоя, который зачем-то надел пробковый шлем. Кстати этот пробковый шлем весьма пикантно смотрится с его рязанской физиономией. К тому же он постоянно курит сигары. Видно так его проинструктировали в НКВД об особенностях английского менталитета.

Но довольно сарказма! Ибо сегодня произошло подлинное открытие. Когда мы вышли на площадь в центре селения, окруженные стайкой детишек и подростков, то увидели в центре у большой хижины сразу трех колдунов со знакомыми нам желтыми улыбками, наведенными на лицах. Когда они увидели нас, самый отвратительный из них что-то крикнул, указывая на нас пальцем. И хотя все во мне сжалось от недоброго предчувствия, я успел заметить, что на кончике пальца тоже была та самая краска.

Через мгновение нас уже окружила толпа, вооруженная копьями. Комиссар тут же выхватил оба револьвера, а в моей руке очутился браунинг. Но видно прошли те времена, когда здешних дикарей можно было напугать огнестрельным оружием – в руках некоторых я увидел мушкеты эпохи раннего рабовладения, а у одного свирепого на вид воина и вполне современную винтовку.

К чести комиссара Духова скажу, что перед лицом возможной смерти, он так и не выдал умения говорить по-русски. Он молчал и даже не выплюнул сигару. Лишь правый его револьвер делал странные движения, словно осенял толпу крестным знамением.

Дело принимало крутой оборот. Один из трех колдунов, которые остались за пределами круга, выкрикнул еще раз, и толпа начала наступать на нас, сужая круг.

- Что он говорит? – спросил я по-английски у переводчика.

- То, что мы посланники злых духов, – заикаясь ответил тот, – и нас нужно…

Я перебил, не ожидая, пока он закончит:

- Передай им, что это ошибка и мы солидарны с трудовым африканским народом в его борьбе против… злых духов!

К стыду своему должен признаться, что в этот критический момент мне пришла на ум подобная ахинея. Видно риторика Родины засела глубоко в подсознании. Переводчик застыл, раздумывая, как лучше озвучить это на том наречии, которое зовется здесь родным языком…

И вдруг раздался еще один повелительный оклик. В нем слышалось нечто нечеловеческое.

Толпа дрогнула и остановилась. А потом раздался еще один призыв. Он отличался от предыдущего Я с трудом узнал в нем голос того самого колдуна, который указал на нас пальцем.

Толпа расступилась, а потом как-то сразу рассеялась. Так порыв ветра разгоняет мошкару.

Мы увидели странную картину – все три колдуна пали ниц перед бронзовым мускулистым человеком в пятнистой набедренной повязке. Но он не обращал на них внимания. Он смотрел на нас.

А я смотрел на него. Он напомнил мне изображения египтян из гробниц и храмов. На его бритом лице была небольшая бородка.

Он переступил через распростертые тела и спокойно пошел к нам. Его руки были чисты, то есть пусты. На мгновение мне показалось, что я перенесся на много веков назад, когда этот странный народ правил Африкой.

Он подошел к нам и заговорил. Мне его голос по-прежнему казался нечеловеческим.

- Что он говорит? – спросил я переводчика.

- Простите, я не понимаю, – пробормотал он.

Я подумал, что этот образованный негр, уверявший, что учился в Американских Соединенных Штатах, был в состоянии суеверного стресса и повторил вопрос.

- Я в самом деле не понимаю, – ответил он.

Молчавший до этого момента комиссар неожиданно подал дельную мысль. Он приблизился ко мне и горячо зашептал на ухо:

- Пусть попробует проводник. Он-то из местных. А передают пусть по цепочке.

- Пусть попробует проводник, передавать будете по цепочке, – озвучил я по-английски для нашего ученого негра.

Тот кивнул и толкнул проводника, который лежал в пыли точно так же, как и три колдуна. «Египтянин» понял нашу идею и что-то резко сказал проводнику. Проводник, наконец зашевелился и поднял голову. Диалог начался.

- Он говорит, что рад приветствовать вас, – сказал переводчик.

- Скажите ему, что мы тоже рады. Скажите, что я английский ученый Джон Смит. А это мой помощник, мистер Духофф. И спросите, что здесь происходит.

Переводчик наклонился к проводнику, который стоял перед нашим собеседником на коленях, и перевел. «Египтянин» выслушал его, улыбнулся и заговорил в ответ. Это продолжалось довольно долго.

Наконец я дождался перевода.

- Он сказал, что его имя Генос и он восстановил порядок, указав шарлатанам их место, – произнес переводчик.

- Шарлатанам?... - пробормотал я. – Что он имеет в виду?

- То, что он истинный колдун Ведущего Вниз. А эти трое – только суеверные обманщики.

Внезапно до меня дошел смысл этих слов.

«Вот этот человек точно имеет отношение к магическим предметам!» – мелькнуло в моей голове.

- Далеко ли отсюда ваше селение и можно ли увидеть его? – я решил действовать напрямик.

- Оно в пяти днях пути, и я приглашаю вас туда. Выше по течению – порог, мои люди будут ждать вас там. И тогда вы точно увидите настоящую маску Ведущего Вниз.

Меня поразило даже не то, что он вдруг заговорил о маске Ведущего Вниз, хотя я сам не упоминал о ней. Я был поражен его тоном, мягким и интеллигентным, словно мы с ним находились в гостиной времен серебренного века. Неожиданно что-то заставило задать еще один вопрос. Я заговорил как сомнамбула:

- Скажите, а что произойдет, когда настоящая маска Ведущего Вниз покинет эти места? Я слышал, что будет конец света.

Продолжая улыбаться, он сказал не меняя тона:

- Конец света наступит тогда, когда маска Ведущего Вниз попадет к северным колдунам, которые странствуют в нижних мирах души.

Он говорил еще что-то, это был целый миф, но словарный запас нашего проводника не позволил полностью передать смысл. Миф в целом очень запутанный, говорится о человеке, который по приказу Ведущего Вниз возьмет в жены дочь… И в есть нем еще одна странная деталь: перед концом света одна маска породит еще две. Все это безумно интересные данные, которые по приезду я обязательно использую для моего фундаментального труда «Психология колдуна».

А потом колдун исчез так же неожиданно, как и появился…

1 января 1937 года.

Вот и наступил Новый год. Впервые встречаю его без снега и елки. Мы по-прежнему плывем вверх по Санге. Сейчас темно, над головой мерцают тропические звезды. По обе стороны от нас тянутся джунгли. Они наполнены звуками. Правая сторона почему-то кажется мне относительно безопасной, а вот левая таит в себе нечто ужасное. Час назад получил подтверждение этому. Слева раздался рев какого-то существа, не берусь даже описать эти звуки – в них было все – от воя волка до рыка льва и шипения змеи. Услышав это, наши чернокожие друзья принялись крестится – все они родом из достаточно цивилизованных районов и над каждым из них потрудились миссионеры. Но при этом они остаются закоренелыми язычниками.

На мой вопрос, что это было, капитан ответил двумя словами:

«Мокеле-мбембе».

Мне вспомнилось, что в этих самых местах лет двадцать назад была немецкая экспедиция капитана фон Штайна, которая пыталась найти мифическое ящероподобное существо, которое туземцы называли «мокеле-мбембе». Тогда они ничего не нашли.

Я вернулся в каюту и раскрыл отчет фон Штайна, который комиссар вручил мне среди прочей литературы, когда мы сели на катер. И, наконец, нашел отрывок, который решил записать здесь: «…Нам сказали, что одну особь заметили на несудоходном отрезке течения реки Санга, где-то между речками Мбайо и Пикунда; к сожалению, эта часть реки не могла быть исследована из-за того, что наша экспедиция оказалась скомканной… Рассказы туземцев сводятся к следующему описанию. Мокеле-мбембе, как говорят, имеет серо-бурую окраску, гладкую кожу и размерами приблизительно сходно со слоном или, по крайней мере, с гиппопотамом. У него длинная и очень гибкая шея и только один зуб, но очень длинный. Кое-кто считает, что это рог. Говорят, что приблизившиеся к зверю каноэ обречены: животное тут же нападает на них и убивает команду…»

Если бы я прочитал это, сидя у камина на моей подмосковной даче, я бы только посмеялся. Но здесь, в сердце Африки все воспринимается по другому… Неужели в поле зрения НКВД попали и такие существа? Ведь установлен же на катере пулемет… Но потом я отвлекся на вчерашнего колдуна и мысли мои потекли совсем в другом направлении.

Кстати, о египтянине. В последнее время я постоянно думаю о нем. И не только я.

Вот что произошло вчера вечером. Когда мы вернулись на катер после испытания наших нервов на прочность, я сделал записи в дневнике и уселся у иллюминатора, глядя на воду, на которой мигали блики закатного солнца.

Мои размышления были прерваны появлением комиссара. Он был с неизменной сигарой и от него сильно пахло водкой. Вот уже неделю этот запах следует за ним по пятам. Видно, он решил заспиртовать в этом походе свои лучшие черты.

- Вы опять пьяны, комиссар?

- Почему вы называете меня комиссаром? Между прочим у меня есть звание и не маленькое!

- Ну как же, я делаю это для конспирации. Вы же сами просили. Так по какому поводу вы пьяны?

- Вы знаете, профессор, что приближается Новый год? А есть такой хороший русский обычай – проводить год старый!

- Да, дорогой комиссар, я помню об этом. Но, пожалуйста, не шумите, вы же немой!

- Ерунда! Эта команда состоит из верных людей! – возразил он. – Если б вы знали сколько им заплатило НКВД… Или заплатил? Вы не помните, НКВД «он» или «оно»?

Я молчал. Какое-то время комиссар изучал огромную муху, прилипшую к клейкой ленте в углу каюты, а затем сказал, понизив голос:

- Теперь, когда мы почти подобрались к цели нашего путешествия, я имею право открыть вам государственную тайну.

- Я польщен, – иронически ответил я.

- Мы отправляемся за маской этого самого Ведущего Вниз, которая находится в племени нашего бронзоволицего друга.

- Вот как?

- Маска обладает большой ценностью, профессор, и мы не должны ее прошляпить. Но я сейчас хочу сказать о другом! Этот наш светлокожий колдун еще тот фрукт! Как вы думаете, вам удалось бы уговорить его поехать с нами? Это было бы весьма интересно – и маска, и ключик к ней. Ведь, как мне показалось, у вас установился контакт. Меня не обманешь! – он погрозил мне пальцем.

Вот те раз! А ведь комиссар не так прост, как показался на первый взгляд. Значит он воспринимает маску не просто как материальный предмет, который можно продать… Я пристально посмотрел на него и сказал:

- Я попробую.

- Да, натерпелись мы сегодня! – произнес комиссар, выпуская клуб сигарного дыма. – А здорово я придумал – предавать по цепочке? – пьяно хохотнул он.

- Вы хотели сказать, передавать, – вежливо поправил я его.

- А я как сказал?

- Предавать.

- Да ну! Вот уж припечатали меня, профессор, так припечатали! Как говорил один враг народа, последователь некого Фройда, случайных оговорок не бывает. Умнейший мужик был! Все, говорил, из подсознания идет. Видно это у меня профессиональные моменты из этого самого подсознания выходят. Кстати тот самый фройдист-троцкист всю свою цепочку выдал до последнего человечка.

Внезапно голубые глаза комиссара стали оловянными. Он выхватил револьвер и поднес к моему лицу.

- А вы, профессор, – сквозь зубы проговорил он, – все мне верно изложили о вашем разговоре с колдуном? Ведь у меня революционный характер, в случае чего могу и к стенке! И поверьте, у меня такие полномочия имеются!

На меня смотрел черный зрачок револьвера. Странно, но страха совсем не было. Я вспомнил свой разговор со Сталиным, и он стал для меня словно магической защитой.

- Уберите оружие, – сухо сказал я. – Или вы хотите самостоятельно общаться с местными колдунами?

Какое-то время комиссар стоял передо мной неподвижно, как зомби, а потом как-то сразу сломался.

- Простите, нервы после утренних переживаний ни к черту, – и опустил ствол.

- На первый раз я вас прощаю, – произнес я. И чтобы окончательно поставить его на место спросил:

- А что за знаки вы делали, когда нас окружили туземцы?

- Я осенял их звездным знамением, – пробормотал комиссар Духов.

- Что-что?

- Ну, вместо креста используется звезда. Вот так, – и он начертил стволом револьвера пентаграмму в воздухе. – У нас ребята, когда идут на опасные задания, всегда так делают. Суеверие, конечно, – смутился комиссар, – но иногда укрепляет дух.

- И откуда это пошло? – у меня проснулось настоящее любопытство. – Простите, я спрашиваю вас, как антрополог.

- Когда мы проходили занятия в психотделе, нам рекомендовали делать именно так. А то некоторые несознательные в таких случаях крестятся… Руководитель по психологии говорил, что это изменение психо-графической установки или что-то в этом роде.

- Понятно, – сказал я. – А теперь позвольте пожелать вам спокойной ночи. Завтра нам предстоит еще один день работы.

Комиссар ушел, а я подумал о том, что в нашей стране все-таки нет атеизма. Может только на поверхности – на плакатах, в лекциях, в брошюрах. А в глубине нечто совсем иное…

И эта страна послала меня за маской колдуна Ведущего Вниз. Удастся ли мне найти ее и самое главное удастся ли привезти в Москву?

Только сейчас я понял, насколько трудна эта задача. И опасна. Причем не только для моего тела. Как писал Карел Чапек в «Войне с саламандрами»: «Там есть раковины, но их стерегут черти...»

Глава 22

Остап Остапович протянул руку к магнитофону и нажал на кнопку. Раздался щелчок и кабинет заполнила тишина.

- В этом месте в дневнике не хватает нескольких листов. Давайте сделаем небольшую паузу и выпьем чаю.

Он распорядился о чае и почти тотчас дородная домработница внесла поднос, словно знала, когда они окончат.

- Ну что скажете, друзья мои? – спросил Остап Остапович, отхлебывая из стакана в серебряном подстаканнике.

- Неужели это и есть голос того самого профессора Инокова? – взволнованно спросила Лана.

- Нет, это голос одного из наших сотрудников, бывшего актера, – покачал головой Остап Остапович.

- Но это все было на самом деле?

- Похоже на то, Лана Анатольевна.

- А магнитофонная запись полностью соответствует дневнику? – и Лана указала на блокнот, лежащий на журнальном столике.

- Полностью. Если мы конечно не будем считать вырванные страницы.

- Кто же мог их вырвать?

- Не знаю, Ланочка. Ко мне этот дневник попал два года тому в этом самом виде. Я думаю, в нем отсутствует около половины страниц. А вы чего молчите, Ян Виленович?

Услышав свое имя, Ян вздрогнул.

- Сегодня утром я читал Чапека. «Войну с саламандрами»…

- И что же? – Остап Остапович весь напрягся.

- А то, что это было как раз то место, где говорится о раковинах и стерегущих их чертях!

Остап Остапович и Лана одновременно обернулись к Яну.

- Не может быть! – выдохнула Лана.

Во взгляде Остапа Остаповича было острое любопытство.

- И тем не менее это так, – сказал Ян. – Остап Остапович, уже не разыгрываете ли вы нас? Простите, все это слишком странно, чтобы быть правдой! Может это особый тест для психоаналитиков – на какой день они поймут, что ситуация виртуальная, а не реальная? Ну же, Остап Остапович, может один из ваших людей при помощи специальных приборов рассмотрел, что я читаю Чапека, а затем подготовили эту запись? Так вот, я заявляю – мы тест прошли! И просим больше нас так не тестировать!..

Лана с изумлением ощутила, как изменился голос Яна. В нем возникли неприятные колющие нотки.

- Остановись, – негромко, но жестко сказал Остап Остапович. – Даю тебе слово офицера, что ситуация совершенно реальная. На все сто.

Ян глубоко вздохнул и закрыл глаза. Потом заговорил уже обычным голосом:

- Простите, Остап Остапович. На самом деле и я чувствую реальность всего этого. Просто что-то нашло. Я безумно устал в последнее время. Сеансы с Ириной почему-то изматывают меня.

- Я верю тебе, потому что меня все это тоже очень изматывает, – проговорил Остап Остапович смягчившимся тоном. – Но что именно действует на тебя в сеансах с Ириной?

- Есть в них какое-то двойное дно. Точнее пока сказать не могу. А вот у вас, Остап Остапович точно должна быть какая-то версия.

- Даже две версии. Первая очень простая: кто-то до нас прочитал дневник профессора Инокова. И ему захотелось пошалить. Он достал где-то черную змею, а потом надел маску и напугал вашего Даниила. Но самое главное ему хочется напугать вас.

- Зачем?

- Это уже по вашей части, у меня недостаточно фактов для ответа на этот вопрос. Скажу только, что это выходит за пределы обычных шалостей – змея оказалась ну очень редкого вида, а это стоит немалых денег. И еще: я видел вашего Даниила. Чтобы напугать его, нужно быть серьезным гипнотизером. Вот вам пища для размышлений.

- Ну а причем здесь Ирина? Вы же сказали, что есть данные о том, что маска у нее! – сказал Ян.

- Да, сказал. Возможно есть две маски и случайное совпадение.

- Какое случайное совпадение! Ведь и Ирина, и мужчина в маске произнесли одну и ту же ключевая фразу!..

- Вы имеете в виду… - начал Остап Остапович.

- «Жизнь причиняет мне боль», – сказала Лана.

Остап Остапович вздрогнул, словно его укололи, а затем произнес:

- Правильно мыслите. Поэтому есть версия номер два, посложнее: существует секта, поклоняющаяся маске, вывезенной из Африки в 1937 году профессором Иноковым, который, напомню, является дедом Ирины. В эту секту входят как минимум два человека: Ирина и некий мужчина с гипнотическими способностями.

- Но кто этот мужчина? – спросила Лана.

- Возможно отчим Ирины, но пусть эта информация останется между нами.

- А как в эту версию вписывается черная змея, самоубийство обоих Иноковых и многое другое?

Остап Остапович помолчал, а затем подошел к стеллажам и вытащил вставленную между книгами плоскую стальную фляжку. Открутил крышку и сделал глоток.

- Простите, вдруг захотелось чего-то покрепче чая… Члены секты могли выращивать этих змей, а также совершать ритуальные убийства и самоубийства…

- Зачем же мы этой секте? – тихо спросил Ян.

- Пока не знаю. Есть лишь один факт: Ирина сама хотела встретиться с вами, Ян Виленович. Она как-то видела ваше интервью по телевидению. Я вхож в их семью и услышал от нее желание поработать с вам как психоаналитиком. Я обещал ей устроить это и позвонил вам. Простите, что я невольно вовлек вас и Ланочку во все это…

Некоторое время все молчали.

- У Ирины в подростковом возрасте была серьезная психологическая травма, связанная с отчимом, – сказал Ян. – Но почему вы думаете, что именно отчим – член этой секты?

- Считайте это моей интуицией.

- Но ведь вы только что говорили, что имеете дело только с фактами? – улыбнулась Лана.

- И на старуху бывает проруха, – улыбнулся в ответ Остап Остапович. – Вот что, давайте решим так: вы сейчас поедете домой и как следует отдохнете. А завтра, нет послезавтра, в это же время встретимся опять и обменяемся новыми соображениями и фактами. И тогда же дослушаем дневник профессора Инокова. Возражений нет?

Лана кивнула, Ян пожал плечами.

- Вот и отлично! Насколько я разумею, у Яна утром сеанс с Ириной? Я, конечно, понимаю, что тайна психоаналитической исповеди – это святое, но ведь наш случай исключительный, не так ли? Поэтому, уважаемый Ян Виленович, если услышите нечто, имеющее касательство к нашей маске, пожалуйста сообщите. Тем более, что это не является личной тайной нашей Ирины. И знайте, мои ребята внимательно следят за вашим домом. Никакие люди в масках больше не проникнут туда. Но на всякий случай пусть у вас будет оружие.

Остап Остапович подошел к книжным полкам, что-то сделал там, и несколько томов Толстого повернулись – там была дверца сейфа.

- Надеюсь, вы умеете пользоваться этим, – Остап Остапович протянул Яну и Лане два пистолета – обычный «макаров» и изящный «браунинг» с перламутровыми накладками на рукоятке. – Это не игрушки, стреляющие резиновыми пулями. Учтите, тут боевые патроны. Если что, стреляйте в ноги. А потом сразу звоните мне.

Ошеломленные, Ян и Лана приняли оружие. Убедившись, что они действительно понимают, что такое предохранитель, как вставлять обоймы и соединять мушку с прицелом, Остап Остапович облегченно вздохнул.

- Ну вот теперь я немного спокойнее. Конечно, лучше всего будет, если вы используете психологический эффект этих стволов. Так сказать, стрельба без выстрелов… А вот это права на ношение оружия. Пожалуйста, носите их с собой.

Лана сунула «браунинг» в сумочку, а на Яна Остап Остапович надел подмышечную кобуру, и когда Ян натянул сверху джинсовую куртку, осмотрел со всех сторон и удовлетворенно кивнул.

- А теперь распишитесь, что получили оружие. Вот здесь. Когда будете сдавать, тоже распишетесь. Я хочу, чтобы вы поняли – это не игрушки.

- Вот это да! – произнес Ян. – И все из-за какой-то африканской маски, – он попытался усмехнуться, но улыбка получилась кривой. – Хоть кто-то из вашей конторы видел эту маску?

- Пожалуй только «комиссар» из дневника Инокова, – ответил Остап Остапович. – Если только нашу контору можно считать продолжением НКВД. Но во всяком случае ко мне «комиссар» имеет самое непосредственное отношение.

- Что вы имеете в виду? – подняла брови Лана.

- «Комиссар» – мой отец. Его настоящее имя Остап Сергеевич Борисенко.

ЧАСТЬ 4

Обсудить на форуме

ЧАСТЬ 4

ГОЛОС ИЗ МАСКИ

Как кит, проглотило меня одиночество…
Фридрих Ницше «ТАК ГОВОРИЛ ЗАРАТУСТРА»

Глава 23

- Ничего себе, как все переплетено! – вырвалось у Ланы, когда они ехали домой по улицам, залитым заходящим солнцем первого дня лета.

- Но сейчас мы не будем этого обсуждать, – Ян кивнул головой на шофера Петрушу.

И они молча уставились на мчащийся в окнах город.

* * *

Когда дверь за Яном и Ланой закрылась, Остап Остапович повернул колесо на блестящей двери, взглянул на свое отражение и медленно прошел в кабинет. Достал плоскую фляжку и поднес к губам.

Потом сел за письменный стол, наклонился, выдвинул один из ящиков и достал фотографию.

Она была старой и выцветшей, но на ней отчетливо был виден мужчина в фуражке со звездой. Он сидел на скамейке в парке и улыбался. Но в глазах не было улыбки, они внимательно смотрели на фотографа.

Остап Остапович перевернул фотографию. На обратной стороне размашистым почерком было написано: «Вале от Остапа на память о лете 1936».

- Эх, папа, папа, что же вы привезли оттуда? – проговорил Остап Остапович.

* * *

- Мне кажется, что мы спим и вот-вот проснемся, – сказала Лана, когда они переступили порог дома.

- Если бы, – откликнулся Ян, ощущая на левом боку тяжесть пистолета. – Мы вляпались по самые уши. – Он всегда мечтал иметь пистолет, но теперь получив его, чувствовал себя весьма глупо.

Они прошли на кухню и увидели там Даниила, сидящего с двумя парнями, габаритами напоминающих братьев Кличко.

- Привет, а это кто? – спросил Ян.

- Добрый вечер, мы от Остапа Остаповича, – проговорил один из них поднимаясь. – Для наружного наблюдения. Я Юра, а это – Сережа.

- Здрасьте, – произнес Сережа, слегка втянув голову в плечи. В руках он держал чашку с кофе.

- Извините, Ян Виленович, – подал голос Даниил, – Звонил Остап Остапович и он сказал, что эти люди будут дежурить у дома и с вами все согласовано.

- Ах вот как? – произнес Ян.

Юра с Сережей, почувствовали сарказм в его голосе, и быстро допив кофе, вернулись к прерванному дежурству.

* * *

Дом Яна и Ланы стоял на пригорке, на естественном полуострове. С одной стороны – озеро, с другой – впадающая в него речушка. Соседние коттеджи были по ту сторону озера и речушки.

Уже начало темнеть. В воздухе раздавался хор лягушек и тоскливые звуки комариных скрипок.

В ивовых кустах по ту сторону озера шел человек. Он был окружен завесой тишины – в радиусе пяти шагов лягушки настороженно замолкали, а комары спешили прочь, словно их гнала невидимая рука.

Он был опасен для всего живого. И живое за миллионы лет эволюции научилось чувствовать таких как он.

Человек остановился и обернулся к дому Яна и Ланы, который возвышался над листвой и был хорошо виден отсюда. На балконе горел свет.

Человек достал улыбающуюся маску, надел ее и стал смотреть на дом сквозь прорези-глазницы. Он застыл и, казалось, даже не дышал.

Теперь его мог заметить кто угодно. Но человек в маске знал, что до тех пор, пока он не захочет, его не заметит никто.

Глава 24

Они стояли на балконе, освещенные уютным светильником в виде смеющейся головы сатира в венке из виноградных листьев. А рядом ветер играл настоящими виноградными листьями.

- Неужели ты не мог быть с ребятами Остаповича повежливее? – спросила Лана. – Ведь они охраняют нас!

- Вот и пусть охраняют, – сказал Ян. – Им нельзя расслабляться.

- Хоть бы предложили им что-то поесть!

- Они и так здоровые. И они на работе. Лана, не забывай это. И раз Остапович выдал оружие даже нам, дело пахнет керосином, как говорила моя учительница химии.

- Это же вроде говорила твоя первая жена!

- Разве? Ерунда, здесь важнее не кто, а что! В общем, нужно держать ухо востро!

- Ян, неужели мы отменим наш Праздник Сожжения Черновиков? Ведь мы и мясо на шашлыки замариновали и Назара пригласили!

- Ну почему же отменим! Раз нас охраняют доблестные громилы Остаповича, праздник состоится! – Ян изо всех сил старался быть веселым. –Только оружие все-таки возьмем с собой.

- Послушай, – понизила голос Лана, – в двух словах, что ты думаешь об африканском дневнике?

- Написано с юмором, и стиль хороший, – ответил Ян. – И это меня настораживает: как-то слишком профессионально – я имею в виду литературную сторону… А тут вдруг заявление Остаповича, что комиссар – его отец!..

- А я верю, что все это было на самом деле. Иногда правда меньше всего похожа на правду.

- Может быть, – произнес Ян, глядя на другой конец озера в ивовые заросли. – Бывают точки, в которых пересекаются сразу несколько судеб. И тогда происходит нечто магическое – изменяется общая Судьба. Наверное, нас сейчас занесло в такую точку… Мы с тобой, Ирина, ее дед и отчим, Остапович с его отцом, африканский колдун, которого скорей всего и на свете уж нет. А еще маска и странная черная змея. Хороший узелок получается!..

- Без таких узелков было бы неинтересно жить, – задумчиво сказала Лана.

- Будем считать, что нам повезло…

- Янек, а как ты думаешь, этот Иноков и в самом деле разговаривал со Сталиным?

- Знаешь, для меня диалог со Сталиным – наиболее правдоподобное место в дневнике. Хотя если спросишь, почему, ей-Богу не отвечу. Но хватит на сегодня об этом! У нас ведь праздник! Кстати, а где же Назар? Он должен был прийти к восьми, сейчас половина девятого. Набери-ка его.

* * *

Человек в маске, стоявший в ивовых кустах, видел две фигуры на балконе.

Он стал учащенно дышать, его правая рука сжималась и разжималась. Человек в маске заворчал, словно зверь.

В следующее мгновение рык оборвался. Из улыбающейся прорези раздался шипящий голос:

- Не сейчас, мое орудие…

* * *

- Алло, Назар, ты где? – спросила Лана.

- Извините, уже подъезжаю, – раздался голос в трубке.

- Он сейчас будет, – обернулась Лана к Яну. Тот почему-то по-прежнему смотрел на другую сторону озера, которую заволокли сумерки.

- Что?..

- Я говорю, Назар сейчас будет. А что ты там высматриваешь?

- Да так, показалось, на том берегу кто-то прячется… Мания преследования, – Ян наконец повернул голову к Лане, и взгляд его стал осмысленным. – Надо ведь сказать этим архаровцем у входа, что к нам приедет человек. А то они начнут его допрашивать куда и зачем.

По кирпичной дорожке Ян подошел к калитке и выглянул на улицу. Машина с охранниками темнела на берегу озера.

- Эй, ребята! - крикнул Ян.

Дверца машины открылась и навстречу Яну подошел один из охранников.

- Слушаю, Ян Виленович.

- Ну что, ничего страшного?

- Да нет, страшное пока спит.

- Смешно. Тут ко мне должен подъехать парень по имени Назар. Пропустите его.

- Хорошо, Ян Виленович. Только большая просьба: уже стемнело, не выходите за калитку. И еще: если к вам кто-то едет, пусть этот человек звонит в нашем присутствии и, когда вы лично дадите нам «добро», мы его пропустим. Извините, но это распоряжения Остапа Остаповича.

- Ладно, – вздохнул Ян, – теперь я понимаю, как несладко приходится президентам и рок-звездам.

И вернулся в дом.

Его провожали четыре пары глаз – охранник у машины, еще двое внутри салона и человек в маске среди зарослей ивы.

Человек в маске хорошо видел Яна – озеро было совсем маленьким, а его глаза были словно созданы для темноты.

Глава 25

- Так в чем заключается ваш Праздник Сожжения Черновиков? – спросил Назар, подбросив дров в костер.

Это был мужчина лет тридцати пяти с внимательными глазами и спокойными движениями. Порой даже слишком спокойными. Но Ян и Лана знали, насколько это обманчиво.

Назар был писателем, сочиняющим триллеры и, одновременно, политические слоганы. Входя в раж очередного сюжета, он мог превратиться в супервозбудимого холерика. Чем-то он был неуловимо похож на Яна, хотя у того переходы между спокойствием и возбуждением были проще, а страсть к сочинительству дополнялась не политическими слоганами, а психоанализом.

Познакомились они полгода тому на презентации книжки Яна и успели подружиться.

- Каждый год 1 июня мы собираемся и сжигаем черновики, – сказала Лана.

- Праздник Сожжения Черновиков символизирует освобождение от черновиков, как лишних движений духа, – добавил Ян.

- Коротко и ясно, – произнес Назар. – Когда вы сказали, что мы будем сжигать черновики, я подумал, что у меня их просто нет. А потом просто распечатал несколько страниц. Ведь на самом деле, любой текст – это черновик духа.

Назар достал из кармана сложенные вчетверо страницы и поднес их к огню.

- Подожди! – остановил его Ян. – Мы должны стать вокруг костра. Каждый возьмет свои черновики в правую руку. И когда я скажу: «Освобождение духа», мы одновременно кинем их в пламя.

- Ну раз так принято… – улыбнулся Назар. В его голосе был привкус иронии, но в глазах затаился тревожный восторг. Он был из тех людей, которых ритуалы завораживают.

Они поднялись, образовав треугольник, и одновременно поднялись их руки. За спиной каждого из них плясала тень.

- Освобождение духа, – сказал Ян.

Листочки бумаги полетели в пламя и мгновенно вспыхнули, осыпая вечерний воздух искрами.

В следующее мгновение где-то в на другом берегу раздался тоскливый вой. Все трое вздрогнули.

- А где Фредди? – спросил Назар, оглядываясь по сторонам. – Фредди-и!

Это было имя толстого бультерьера, с хитрыми глазами и черно-белой шкурой. Фредди был ленив и почти всегда отлеживался неподалеку от Назара.

- С ним что-то случилось, – хрипло произнес Назар. – Пойду посмотрю.

И он двинулся по песчаному берегу озера.

* * *

Человек в маске внимательно смотрел на костер и троицу вокруг него.

- Где же еще одна? – прошипел голос из прорези.

Руки человека в маске потирали одна другую, словно там был кусочек пластилина, и он превращался в шарик. Неожиданно рядом с ним раздалось частое дыхание. Через мгновение показался силуэт бультерьера. Собака молча смотрела на него.

Человек в маске обернулся.

- Ты будешь посланником моей воли, – сказал он и протянул правую ладонь к собаке.

Бультерьер отпрянул и завыл. А затем бросился прочь.

* * *

Назар приближался к ивовым кустам на том берегу озера, продолжая звать Фредди.

Внезапно тот выскочил из зарослей и с рычанием бросился на хозяина. Это было так неожиданно, что Назар невольно отскочил в сторону. Фредди не стал бросаться на него вновь и помчался к костру. Но на полпути бультерьер встал, как вкопанный. А потом собака заскулила, ее тело сотрясала мелкая дрожь.

Ян и Лана смотрели на эту картину с тревожным изумлением. Они никогда не видели таким меланхоличного Фредди.

Подбежавший Назар присел возле собаки, пристегнул к ошейнику поводок и стал поглаживать по голове. Бультерьер продолжал тихо поскуливать.

- Что это было? – спросил Ян.

- Фредди нечто испугало в тех кустах, – произнес Назар. Он обернулся и посмотрел в темноту.

- Нечто?.. – переспросил Ян.

По склону к ним сбежали ребята Остаповича.

- Что здесь произошло? – спросил тот, кто назвался на кухне Юрой.

- Собака что-то нашла в кустах на том берегу, – ответил Ян.

Юра перевел внимательный взгляд на Назара, поглаживающего бультерьера.

- Собаки обычно лают в таких случаях, – сказал он.

Ян пожал плечами. Назар тоже молчал. Отойдя на пару шагов, Юра достал мобилку.

- Есть! – долетело до Яна. И уже громче: - Сергей, сходи проверь, что там!

* * *

Сергей пробирался вперед, раздвигая ивовые ветви. Под ногами шуршали прошлогодние лисья. В одной его руке был мощный фонарик, в другой – тускло поблескивающий «макаров».

Сергей вдруг почувствовал, что справа кто-то есть. Но он не мог двинуться в этом направлении. Внутри мелькнул калейдоскоп ассоциаций, который завершился зевом погреба, в который мать посылала его за огурцами, а он боялся… Боялся непонятно кого или чего… Сергей стоял, парализованный страхом, словно рыбка, попавшаяся в щупальца хищной актинии.

Изнутри стегнул материнский голос «Здоровый лоб, а боится спуститься вниз! Тьфу ты, баба, не мужик!»

- Кто здесь?.. – очень тихо спросил Сергей.

Ему ответил порыв ветра, на мгновение раздвинувший ветви. Перед ним мелькнул человек в маске.

В кармане завибрировала мобилка.

- Ну что, есть кто там? – спросил голос Юры.

- Здесь никого нет, – раздался шипящий голос.

- Здесь никого нет! – повторил Юра в трубку и стал выбираться.

Когда он покинул кусты, в его сознании остался только ругающий голос матери.

* * *

- Я, наверное, поеду, – сказал Назар.

- Постой, мы ведь собирались делать шашлыки! – воскликнула Лана.

- Нет, я поеду. Что-то случилось с Фредди. К тому же на завтра мне нужно сделать десять вариантов слогана для привередливого заказчика.

- Ну что ж, – проговорил Ян, – раз так… - Он и сам чувствовал, что теперь не до шашлыков. Всех накрыла холодная ладонь тревоги.

- Созвонимся!

Они пожали друг другу руки и Назар ушел, ведя рядом поскуливающего Фредди. В сумерках бультерьер напоминал огромную испуганную крысу, которую зачем-то взяли на поводок.

* * *

Юра и Сергей сидели в машине и смотрели на Назара с собакой.

- Не переношу бультерьеров, – сказал Юра. – Злобные твари. И чего их заводят?

Сергей молчал.

- Слушай, чего ж он так выл в кустах? – продолжал спрашивать Юра. – Эй, чего молчишь, лейтенант Братко! Или ты там тоже чего-то перепугался?

Сергей вздрогнул. А затем принужденно хохотнул и произнес:

- Может этот бультик вспомнил, как в прошлой жизни был волком?

Юра усмехнулся в ответ.

- Может и так. Интересно, а чего хозяин назвал его Фредди? В честь Фредди Меркьюри?

- Скорее в честь Фредди Крюгера! – сказал Сергей и засмеялся лающим смехом. Шутка показалась ему очень удачной. Смеялся и Юра.

Тело Сергея сотрясалось от хохота, а глаза смотрели на залитое луной озеро, где в зарослях по-прежнему стоял человек в маске.

* * *

Когда Назар подошел к своему «джипу», Фредди перестал скулить. Он спокойно сел рядом с Назаром, и когда машина тронулась, улегся и повернул к нему голову.

- Ну что, парень, успокоился? – ласково спросил Назар.

Обычно после таких интонаций бультерьер начинал неистово вертеть хвостом. Но на этот раз хвост остался неподвижным.

Это был уже не Фредди.

Глава 26

- Ну вот, праздник скомкался, – произнес Ян. – Как думаешь, что Фредди увидел там?

- Не знаю, – ответила Лана. – Носится он со своим Фредди, как с писаной торбой…

Неожиданно зазвонила ее мобилка.

- Да. Кто? Полина, ты!.. Из Германии? Ах, ты тут рядом? Что?.. Как не пускают? А ну дай-ка трубку кому-нибудь из них! – И не допускающим возражения голосом сказала: - Это моя тетя из Германии. Родная. Немедленно пропустите ее!

- Час от часу не легче! Что, Полина приехала? – спросил Ян.

- Представь себе!

Лана поспешила к калитке.

Вскоре они уже сидели у костра и вдыхали восхитительный запах шашлыков. Появление Полины, симпатичной рыжеволосой женщины, сразу разрядило ситуацию. Тревога отступила и Ян больше не смотрел на противоположный берег озера.

- Ты надолго, в наши края, Полина? – спросил он.

- Не знаю, может навсегда.

- Но тебе же вроде нравилось в Германии? – недоуменно обернулась к ней Лана.

- Да, нравилось. Но потом я поняла, что я там чужая. Не то, что меня плохо принимают – сестра и ее муж относились ко мне очень хорошо. Но, знаете, не хватает там души, точнее сказать не могу.

- Что ты имеешь в виду? – спросил Ян, переворачивая шашлыки.

- Когда в Германии муж и жена отправляются на день рождения к общему другу, каждый едет на своей машине. И возвращаются тоже каждый на своей. Это называется гендерное равенство. Равенство есть, души нет… Вот я и решила вернуться. Здесь все иначе… Но хватит обо мне! Лана, ты сказала у вас сегодня какой-то особый праздник?

- Да, Праздник Сожжения Черновиков. Первого июня мы бросаем черновики в огонь и очищаем свой дух.

- Любопытно. Я очень хотела бы поучаствовать в вашем празднике, но у меня нет черновиков. Разве это…

Полина потянулась к сумочке и достала полоску бумаги.

- Что это? – подняла брови Лана.

- Это билет, по которому я приехала сюда из Берлина, – Полина скомкала листок, бросила в угли, и рядом с шипящими шашлыками расцвел огненный цветок.

- Шашлыки не терпят огня, – притворно нахмурился Ян.

- А это даже пикантно – шашлыки, жаренные на черновиках, – улыбнулась Лана, глядя на догорающий билет. – А знаешь что, Полина, поживи пока у нас. Как ты, Ян?

- Ну раз Лана не против, то что я могу сказать? Помните пословицу – муж голова, а жена – шея? Так вот, раз шея повернулась, то голове только и остается, что сказать: «Да»!

Все рассмеялись.

- Спасибо, ребята, - сказала Полина и глаза ее предательски заблестели. – Если б вы знали, как мне легко с вами…

- Побереги свои комплименты для шашлыков! – ответил Ян. – Ибо они уже готовы. Прошу к столу!

Захватив шампуры, унизанные шипящим мясом, они пошли к дому. Угли костра на берегу напоминали ночной город, в котором гасли огни.

* * *

Человек в улыбающейся маске стоял на коленях и шептал.

Этот язык был непонятен никому из живущих в этом городе. И, вероятно, никому из живущих вообще. Он не звучал вслух уже очень долго. Странные звуки вылетали из прорези и уносились ветром, смешиваясь с шелестом листьев.

Наконец он замолчал.

- Встань мое орудие! – прозвучал голос из прорези.

Человек в маске поднялся.

- Теперь появилась еще одна, – продолжал голос. – Наконец все они собрались вместе. Это будет настоящее сражение. Когда они отбили мой первый удар, я понял, что все будет еще интереснее. Ты согласен?

- Да, – ответил иной голос из-под маски.

- Попробовал бы ты не согласиться, – произнес первый голос и хохотнул. И тут же стал серьезным. – Иди к нашей девочке и отдай ей маску. Я буду завтра говорить с северным магом. Напомни, как его называют теперь?

- Психоаналитик, – сказал второй голос.

- Он нашел своему делу новое имя. Как будто там, куда он забрался, можно анализировать!..

* * *

- Ну, за встречу, – сказал Ян, поднимая бокал.

Зазвенело стекло, наполненное багровым вином.

- Мамочки, как вкусно! – воскликнула Полина. – И главное, пахнет дымом отечества!

- Да, это тебе не стерилизованные продукты из немецких супермаркетов, – проговорила Лана.

- Кстати, а та полосатенькая кошечка все еще живет у вас? – жуя, спросила Полина. – У нее было еще такое интересное имя… Кажется, Зина?

- Нет, Сима, – ответила Лана.

- И где же она?

- Как всегда где-то гуляет, – махнула рукой Лана.

* * *

Сима замерла в ветвях тополя, возвышавшегося над озером. Она чувствовала запах шашлыков, шорохи, звуки голосов, долетающие от дома…

И еще она видела человека в маске.

Он шел прочь. Какое-то время Сима наблюдала за ним, а затем осторожно спустилась с дерева и побежала к дому.

Глава 27

- А вот и наша кошечка! – воскликнула Лана.

Сима подбежала к столу и стала тереться о ее ноги.

- Какая она стала красавица, – улыбнулась Полина.

Лана сорвала виноградный листок и положила на него кусочек шашлыка. Сима с достоинством принялась за еду.

Лана и Полина умиленно наблюдали за ней.

- Ладно, вы тут общайтесь, а я схожу за кофе, – сказал Ян.

Он ушел в дом. Полина проводила его долгим взглядом и обернулась к Лане:

- Ну как вы?

- Отлично, – поколебавшись, ответила Лана.

- А все-таки, что это за ребята у вашего дома?

- Да было одно происшествие, вот и мы наняли охрану. – Это была почти правда, и Лана почувствовала облегчение, что не пришлось лгать. – Расскажу как-нибудь после.

- После, так после. А дочь где?

- В Москве. Я же тебе писала, что Настя поступила во ВГИК, на актерский. Сейчас сдает сессию.

- А что Ян?

- В последнее время много занимается психоанализом.

- А что у вас новенького из книг?

- Знаешь, Ян сейчас пишет роман. И думает издать под псевдонимом «Нэз Светлый».

- Как интересно! – захлопала в ладоши Полина. – Ну, «Светлый», понятно волосы у него светлые, и глаза тоже, а вот что такое «Нэз»? Странное сочетание звуков…

- Он откопал это имя из своего прошлого. Когда-то так в ранней юности подписывал стихи. Когда он придет, расскажет поподробнее.

- Ну а ты, Ланочка?

- А я по мере сил помогаю ему.

- Западные феминистки сказали бы, что ты стала жертвой патриархальных стереотипов.

- Это феминистки жертвы недолюбленности. Мы с Яном, между прочим, вместе сделали роман-сказку.

- Роман-сказку?.. Господи, такое бывает только в нашей стране! – Полина смотрела на Лану и чувствовала, что одиночество, покрывшее ее в Германии, как вторая кожа, покидает ее.

Дверь веранды раскрылась, и к столу вышел Ян с электрическим чайником, чашками и банкой кофе «Якобс-монрах».

- Кто из вас не побоится пить кофе на ночь?

- Я не буду, – покачала головой Лана.

- А я, пожалуй, рискну, – Полина с любопытством смотрела на Яна.

Ян налил кофе в чашки и обернулся к Лане:

- Кстати, не забудь на ночь проверить, чтобы все замки были закрыты. Я отпустил Даниила домой.

- А что такое?

- Он сказал, что плохо чувствует себя. И попросился переночевать дома.

- Ян, скажи, а что означает имя «Нэз» в твоем псевдониме? – спросила Полина. – Или это просто красивое сочетание звуков?

- Сначала я думал точно так же. А потом понял, что оно имеет свой смысл. Разгадка пришла ко мне во сне: «Нэз» – первые буквы трех слов. В моем сне эти слова были написаны в стиле «граффити» огромными буквами на стене.

- Какие же это слова? – Яну показалось, что голос Полины полон страха.

- Новые Энергии Запада.

* * *

- Новые Энергии Запада, – повторил голос из улыбающейся прорези в маске. – Слова произнесены. Значит, все верно.

Человек в маске в этот момент стоял в том месте, где кончались заросли. Он поднял руки, взялся за маску и плавным движением снял ее. Потом осторожно положил в сумку.

Накинул капюшон и растворился в ночи.

* * *

- Что с тобой, Поля? – спросила Лана.

- Нечего… - пробормотала Полина, которая тревожно выпрямилась в плетеном кресле. – Вдруг почудилось, что кто-то подслушивал нас.

Ян осмотрелся. Свет плафона на веранде отодвигал темноту метров на пять, а дальше, на каменной ограде горели фонари.

- По крайней мере рядом с нами никого нет, – сказал Ян.

- Я же сказала, почудилось. Простите. Давайте вернемся к «Новым Энергиям Запада». Любопытно, что означает эзотерически?

- Ты все так же увлекаешься эзотерикой? – спросила Лана.

- Немного… - ответила Полина. На ее лице по-прежнему была тревога.

- Я не знаю, что это означает эзотерически, – сказал Ян. – И не эзотерически тоже. Это был сон. Может когда-то я разгадаю его.

Ян почему-то помрачнел.

- Простите, я пойду в кабинет немного поработаю.

* * *

Человек в надвинутом капюшоне с сумкой через плечо шел по проселочной дороге. Он надеялся выйти к шоссе и там поймать машину.

Было темно, и он увидел две фигуры идущие навстречу только тогда, когда они оказались совсем рядом.

- Здравствуй, дядя, – сказала одна из фигур. – Покажи-ка, что у тебя в сумке!

Его спутник молчал. Его лицо смутно белело в темноте.

Человек в капюшоне остановился.

- Неплохо, – сипло сказал он. – Вы настоящие хищники, ребята. Человек человеку волк, как говорили римляне. Вы знаете, кто такие римляне?- Сейчас мы тебе устроим «Что, где, когда»!.. – оскалился первый.

Второй по-прежнему молчал, и от этого молчания веяло жутью.

- Пожалуй вы не волки, – спокойно сказал человек в капюшоне. – Вам не хватает тепла в крови. Вы – двуногие акулы. Но вы не учли одного: иногда навстречу хищникам из глубины всплывают еще более страшные хищники.

И шагнул вперед.

* * *

Ян сидел за столом и писал. Было очень тихо, только в открытое окно долетал хор лягушек, да постукивали клавиши «ноутбука».

Работа не шла. После того, как Ян трижды набрал одно и то же слово, он остановился.

Поднялся из-за стола и подошел к окну.

«Что же все это значит? – думал он. – Черная змея, записка, дневник из Африки, маска, вой бультерьера… Как все это связано? И связано ли? Положим дневник точно связан со змеей и маской, а вот остальное… Может и в самом деле здесь действует какая-то секта?.. А называется она звучно: «Змея и маска».

Ян попытался иронически улыбнуться, но не смог. Губы отказались подчиняться ему.

- Змея и маска, – неожиданно проговорил он вслух и вздрогнул от звуков собственного голоса.

У поверхности сознания что-то металось.

Странные ассоциации, быстрые и неуловимые, как стайка летучих мышей, сменяли одна другую. Наконец одна из них прорвалась в сознание.

Двуногие акулы.

«Что это? Похоже на название бейсбольной команды. Сегодня «Двуногие акулы» порвали «Быков» из Чикаго. Какая ерунда лезет в голову! При чем здесь бейсбол и акулы?»

* * *

Когда Колька Плахтин по прозвищу Плаха предложил Игорю надеть маску хоккейного вратаря и пойти поразвлечься, сначала это ему не понравилось.

После дозы хотелось полежать, уйдя в себя. Но когда холодный пластик прикоснулся к лицу, Игорь вскочил, словно подброшенный пружиной.

- А в маске кайфово! – сообщил он.

- Сейчас мы пойдем играть в Пятницу 13, – сказал Плаха.- Как это?- Найдем одинокую дамочку и немножко ее попугаем. А потом культурно развлечемся с ней.

- А если нам попадется мужик? – спросил Игорь. И глубокомысленно добавил: – Мы же не какие-то там гомики-сапиенсы!

- Ничего, разберемся на месте, – ответил Плаха. – Только пойди на кухню и возьми ножик побольше. Чтобы было все как у Пятницы.

Они вышли в темноту. На лице Игоря смутно белела маска. Он чувствовал слабый запах пластмассы и почему-то именно это наполняло его гордостью. Он чувствовал себя не двадцатилетним парнем, который дико скучал на дедовой даче, а таинственным существом, наделенным особой властью.

Игорь шел следом за Плахой по проселочной дороге между двумя дачными поселками. Кухонный нож, засунутый за пояс, холодил ногу.

- Ну где твои дамочки? – пробормотал он.

- Тихо! – бросил Плаха, который лучше видел в темноте. – Кто-то идет!

Игорь увидел впереди неясную фигуру.

Плаха заговорил с ней.

Ему ответил сиплый мужской голос. Игорь почему-то ничего не понимал в разговоре. Он стоял, слегка покачиваясь, словно в трансе.

- …из глубины всплывают еще более страшные хищники, – долетел до него сиплый голос.

Ужас пронзил Игоря до тех мест, где скрывались остатки души.

Глава 28

Ян прошелся по кабинету и опять присел к «ноутбуку». Перечитал несколько последних предложений, но мысли отталкивались от них, как резиновые, вновь странствуя в пучине ассоциаций вокруг змеи и маски.

В следующее мгновение в дверь постучали. Рука Яна метнулась к рукоятке пистолета под мышкой и сжала прохладную рукоять.

Затем Ян вытащил пистолет и положил его в нишу стола.

- Кто там? – хрипло спросил он.

- Это я.

- Кто «я»?

- Полина.

- Полина? Ах ну да, заходи, конечно, – он поднялся и вышел из-за стола. Пистолет остался в столе.

Дверь открылась и в комнату заглянула Полина.

- Извини, пожалуйста, что отвлекаю, но я должна сказать тебе это.

- Я слушаю, – произнес Ян.

- Меня не покидает ощущение, что в вашем доме появилась какая-то низкоэнергетическая сущность… Или иначе: темный дух. Я знаю, раньше ты относился к этому скептически, называл эзотерятиной, но…

- Пожалуй, я больше не отношусь к этому скептически. – Ян не ощущал тревоги, его охватило странное безразличие.

Словно он рассчитывал услышать то, что сейчас услышал.

Потом Ян собрался и спросил:

- А что именно ты чувствуешь?

- Не могу сказать точно… Просто интуиция… И еще ваша кошка, Сима, ведет себя очень странно. Коты всегда чуют подобные вещи.

- Спасибо, Полина, что сказала. И что же теперь?

- Лана сказала мне, что завтра у тебя сеанс с одной женщиной по имени Ирина. У меня будет одна просьба… Позволь я покажу, – Полина вдруг шагнула вперед и протянула руку к оленьим рогам, укрепленным на боковой поверхности книжного шкафа.

Там на цепочке висел серебряный крест. Полина коснулась его и обернулась к Яну.

* * *

В то же самое время мужская рука протянулась к изголовью спящей Ирины.

Она вложила маску в красный кулек с надписью «МИЛЛЕНИУМ НАВСЕГДА», который лежал на тумбочке рядом с лампой.

Кулек зашуршал, но Ирина не проснулась.

- Спи, завтра тебе понадобятся силы, – сказал сиплый голос.

* * *

- Помнишь, ты рассказывал, что это георгиевский крест твоего деда? – продолжала Полина. – На нем изображен Святой Георгий, поражающий дракона. Прошу тебя, завтра перед сеансом надень его. И так, чтобы она видела. Ты сделаешь это?

- Да, – проговорил Ян, – сделаю.

- Хорошо, а теперь я пойду спать, – Полина пошла к двери.

- Погоди, – остановил ее Ян. – Раз ты пришла без Ланы, значит ты еще ничего не сказала ей? Ведь так?

- Ты прав.

- И не говори пока, ладно? Не стоит ее пугать.

- Обещаю. А теперь спокойной ночи.

* * *

В своем сне Лана почему-то стояла у дома Назара и звонила в дверь. Наконец дверь открылась, но за ней никого не было.

- Назар, ты где? – спросила она.

Ей не ответил никто. В пустой прихожей было сумрачно. Лана сделала шаг вперед и вдруг раздался лязг когтей по полу.

Это был бультерьер Фредди.

- Здравствуй, Фредди, – проговорила Лана. – Где твой хозяин?

Внезапно в прихожей зажегся свет и Лана поняла, что Фредди выглядит странно. Очень странно. Его глаза казались разумными. Но не по-человечески, а как-то иначе. В этих глазах было зло и страдание.

Разумное зло и безумное страдание.

Лану охватил страх, но она заставила себя отступить за порог очень медленно. А затем ее пронзила жалость.

- Что с тобой, Фредди? – произнесла она.

Собака завыла и, развернувшись, исчезла в доме.

* * *

А Яну приснилась огромная пещера. Он сидел на высоком каменном троне, а у его подножия толпились чернокожие люди с факелами. На лицах некоторых из них желтой краской были нарисованы круги вокруг глаз и улыбки.

А один из них был в маске.

- Кто он? – спросил голос из маски. Мускулистая рука указала на Яна.

Дикари вокруг него молчали.

Ян вдруг понял, что сидит не на троне, а на коленях огромной статуи, словно ребенок на руках отца.

Ему вдруг ужасно захотелось узнать, есть ли маска на голове статуи. Он попытался поднять голову или развернуться, но не смог. Каменные руки статуи обхватили и крепко держали его.

Ян рванулся изо всех сил. Казавшиеся несокрушимыми, руки разломались на множество частей и упали вниз, на дикарей. Они с криками бросились врассыпную.

Остался только один, в маске. Он пошел навстречу Яну.

А тот спрыгнул с коленей статуи и проснулся.

Было позднее утро, за окном в саду распевали птицы. Ян испытал облегчение и тут же помрачнел, увидев на стуле кожаные ремни с кобурой, которые вчера на него надел Остапович.

Потом он перевел взгляд направо, где обычно лежала Лана.

Ее там не было.

В следующее мгновение дверь в спальню открылась и показалась улыбающаяся Лана.

- Проснулся? Давай скорей собирайся, уже половина двенадцатого.

- Не может быть! У меня же в двенадцать сеанс! Почему ты не разбудила меня?

- Полина отсоветовала. Она сказала, что у тебя должны быть силы для сеанса. И я согласилась с ней.

Ян помотал головой, отгоняя остатки сна, рывком поднялся и исчез в ванной. Подставив голову под струи душа, он с минуту размышлял над образами сна, которые удивительно четко отпечатались в памяти.

Быстро растерся полотенцем, ощущая прилив бодрости, оделся и зашел в кабинет. Там он надел крест и спустился вниз.

Кобура с ремнями осталась в спальне на спинке стула.

Глава 29

- Здравствуйте, Ян Виленович!

- Здравствуйте, Ирина.

Она опять сидела перед ним на диване положив слева от себя сумку и красный кулек.

- Знаете, Ирина, я кажется понял, почему вас пугают люди в масках.

- Это интересно, – ее брови кокетливо поднялись. Но в этом кокетстве была настороженность.

- Страх человека в маске – это страх одиночества среди людей. Одиночество ассоциируется у вас со смертью. А отсюда и фраза «Люди прячут под масками свою смерть». Я рассуждаю верно?

- Может быть… - на лицо Ирины словно набежала тень.

- А страх одиночества притягивает реальное одиночество. Поэтому нужно избавиться от этого страха.

- И как же?

- Давайте продолжим путешествие в ваше прошлое. Вчера мы остановились на том, что вы почти вспомнили, что произошло на даче, когда вам исполнилось двенадцать лет, – сказал Ян.

- Да, почти.

- Вы хотели бы еще поговорить об этом?

- Нет, я пока не готова говорить об этом. Я хотела бы продолжить другую тему. И не спорьте!

- Погодите, Ира, – произнес Ян, – правила игры пока устанавливаю я.

Лицо Ирины изменилось. Его прорезала жестокая усмешка.

- Вот как? – спросила она. – Правила игры существуют для того, чтобы их менять. Иначе любая игра – это бег по кругу.

- Ирина, давайте не будем перетягивать одеяло, – Ян с трудом подавлял раздражение.

- Мы пока не лежим под одним одеялом, – ее усмешка стала призывной и злой, красивое лицо обезобразилась.

- Ирина, то что с вами происходит – естественное сопротивление анализу на ранних стадиях. – терпеливо сказал Ян. – Помните, вы ходите сюда не для того, чтобы решать, кто здесь главный, ваша задача – избавится от проблем, а моя – помочь вам.

- Расскажите лучше свой сон, – перебила Ирина.

- Какой сон?

- Тот, что снился этой ночью.

Ян вдруг почувствовал, что веки его стали тяжелыми, как два люка. Через мгновение они накрыли глаза. Наступила темнота.

Ирина тотчас сунула руку в кулек, достала маску и надела на лицо.

- Ты опять вернулся в свой сон, – прозвучал из прорези сиплый бас. – Что ты видишь?

- Я - в огромной пещере, сижу на коленях у статуи, – медленно начал Ян. – У нее отломаны руки и их обломки валяются внизу.

- Есть ли кто-то еще в пещере?

- Только что в ней были дикари. А теперь их уже нет.

- Никого нет?

- Есть один… в маске… Он идет ко мне…

- Иди и ты к нему. Спрыгни с колен статуи!

- Я уже спрыгнул. Мы приближаемся друг к другу.

- Протяни руку.

- Я протянул.

- И что же?

- Тот, в маске, тоже протянул руку.

- Ваши руки соединились?

- Да, – прошептал Ян.

- И что же?

- Я чувствую холод…

- Что за холод?

- Это… зеркало! Человек в маске – это я! Но почему?..

- Пусть это станет твоим домашним заданием. А теперь мы можем поговорить обо мне. Ведь тебя это интересует?

- Интересует, – кивнул Ян.

- Тогда можешь открыть глаза.

Ян открыл глаза и увидел маску. Она не удивила его. Более того, она была самым естественным предметом в этой комнате.

- Нам не помешают? – спросил голос из улыбающейся прорези.

- Когда идет сеанс, никто не войдет, - медленно произнес Ян. – Расскажи о себе.

- А зачем на тебе этот крест? Сними его, ведь ты же не суеверный.

- Это не суеверие, – с трудом сказал Ян.

- Хорошо, так даже интересней. Итак, ты хочешь узнать меня поближе?

- Да.

- Хочешь, войду в тебя и поговорю с тобой изнутри? – вдруг спросил голос из маски. – Тебе сразу станет понятным очень многое.

- Нет!

- Не противься, это так интересно!

- Кто ты?

- Помнишь, ты уже дважды спрашивал меня об этом вчера. И я дважды отвечал тебе: ВЕДУЩИЙ ВНИЗ.

- Что это значит?

- Недавно я был голоден и проглотил двух маленьких хищников, которые считали себя большими акулами. Теперь я сыт, а они отправились вниз.

Некоторое время Ян молчал, пытаясь осознать сказанное. Это было непросто, сознание было словно окружено туманом. Наконец он спросил:

- Сколько тебе лет?

- Я очень древнее существо. Несколько тысячелетий я обитало в Африке. Но это для меня всего лишь мгновение. Я такое же древнее, как и Вселенная.

- Каждый из нас такой же древний, как и Вселенная, – проговорил Ян ватным языком.

- Да, это так, но у одних есть полнота памяти об этом, а другим остается лишь вера.

- Вера пробуждает память, – сказал Ян, чувствуя, что утрачивает сознание. – Он слышал только голос существа в маске и видел лишь движение губ в улыбающейся прорези.

- Я не хочу вступать с тобой в философские дискуссии. Слушай мою историю! Представь себе существо, которое попало в твой мир за несколько тысячелетий до твоего рождения. Оно одиноко, ибо здесь нет ему подобных. И ему надо выжить. И для этого оно нуждается в том, что один из писателей прошлого века назвал “гаввах”. Оно нуждается в энергии страдания. Ты понял меня?

- Вполне, – выдохнул Ян. – Сознание было по-прежнему затуманено, но он мог понимать и говорить.

- Много лет тому назад один египетский жрец сумел наложить заклятие на это существо. И оно оказалось запертым в одном предмете культа бога Сета. Тебе не важно знать в каком. А затем этим предметом стала маска. И сложился культ Ведущего Вниз. Существо было по-прежнему заперто, но теперь ему поклонялись, приносили жертвы, и оно уже не было голодно. Но у него по-прежнему не было свободы. Старое заклятие действовало в новом предмете. Тебе ясен ход моих мыслей?

- Есть два вопроса, – проговорил Ян. – Первый: Как существо оказалось в нашем мире? И второй: Как оно попало в маску?

- А вот этого тебе точно не надо знать. Ты мой соперник. Ответы на эти вопросы станут оружием в твоих руках. Конечно, я делаю так, что ты забываешь о наших диспутах. Но всяко бывает. Вдруг что-то вспомнишь. Согласись, это будет не справедливо.

Из-под маски раздался смех.

На этот раз это был смех Ирины.

- Хорошо, зачем тебе я?

- Пока у меня будет ответ только из трех слов: «Новые Энергии Запада». Так что задавай другие вопросы.

- Что было дальше с Ведущим Вниз? – спросил Ян, и сиплый голос из прорези продолжал:

- Властелин огромной страны с вечными льдами на севере и пустынями на юге послал доверенных людей в те места, где поклонялись Ведущему Вниз. Он почувствовал его силу. Ибо сам был могущественный колдун. Случилось так, что посланники забрали именно ту маску, в которой было это существо. И когда культ распался, оно вышло на свободу. Но свобода означала голод. И существу пришлось научиться самому добывать себе пищу – как это было в древние времена.

Голос в маске замолчал.

- И что теперь является его пищей? – спросил Ян.

- Как всегда – энергия. Но ему нужна особая энергия. И вот это существо научилось добывать ее. Оно обладает возможностью время от времени входить одновременно в психику нескольких близких людей и, сталкивая их, насыщаться их животным удовольствием и муками души.

- Как же это существо может быть в нескольких людях?

- Оно само есть сгусток энергии. Психика – особая энергия и для существа находиться в двух людях, – как для тебя стоять на двух ногах.

- Или писателю вести диалог двух персонажей.

- Ты хорошо понял меня. Существо сталкивает близких людей – прежде всего любовную пару – и управляет их отношениями. Мужчина и женщина страдают, а оно питается энергией их страдания. Ты спросишь, почему мужчина и женщина подчиняются ему? Все дело в том, что оно дает им неизведанную ранее сексуальность.

- Зачем оно сталкивает близких людей?

- В этом случае выделятся совершенно особая энергия страдания. Она насыщает наиболее полно.

- Итак, это существо – режиссер страданий. – Ян говорил медленно, словно пробирался в тумане над пропастью.

- Можешь называть это так. Но все дело в том, что получая энергию страдания, существо само страдает. Тот мир, откуда оно пришло, не знает жизни в вашем понимании. А потому там нет смерти. Но в этом мире есть жизнь, и есть смерть. Когда его носители умирают, оно испытывает бесконечную боль. И одиночество.

- Почему же оно не прекратит это?

- Оно само есть одиночество, – продолжал сиплый бас из улыбающейся прорези, казалось не слыша Яна. – Оно глотает людей глоткой одиночества и отправляет их в утробу, которая тоже есть одиночество. Оно пьет энергию страдания одиноких и само страдает от одиночества. Ибо сращивается с одинокими.

- Почему существо не прекратит это?.. – Яну казалось, что он кричит, но это был только шепот.

- ЖИЗНЬ ПРИЧИНЯЕТ МНЕ БОЛЬ!.. – голос из маски вырвался, как опаляющий ветер, и Ян на мгновение пережил эту боль.

Некоторое время оно молчало. Потом маска продолжила говорить.

- Да, ты прав. Это существо может покинуть твой мир. Нужно лишь отказаться от энергии страдания и погибнуть.

- И возродится в ином мире, – проговорил Ян. Он почувствовал, что начинает приходить в себя.

- Это существо не знает опыта смерти, – ответила маска. – И попав в мир, где есть жизнь и смерть, оно ощутило чрезвычайно мощный инстинкт самосохранения, который превосходит инстинкт любого живого существа. Питаясь страданием, оно может жить бесконечно долго.

- Оно находится между молотом страха смерти и наковальней страдания. В мире времени ему нужна вера в бессмертие. Иначе это существо станет насыщающимся животным.

- Довольно, – сказал голос из маски. – Я не нуждаюсь в твоей вере и твоем анализе. Я просто рассказываю историю. Экспериментируя с разными формами страдания, я подобрал для себя наиболее подходящую пищу. Это цепочка блюд, длинная, но не бесконечная. Четыре круга мук.

- На первом круге я разлучаю пару. Все просто: в жизни мужчины появляется женщина, которая очаровывает его.

- Второй круг начинается с того, что черная змейка, которую ты видел, убивает женщину. Мужчина страдает и долгое время находится на грани... А третий круг...

Голос внезапно умолк.

Если бы кто-то заглянул в кабинет, то он увидел странную картину: мужчина в черном костюме сидел в оцепенении с открытыми глазами, напротив него – женщина в маске, а перед ней – кошка, выгнувшая спину.

Наконец голос из маски произнес:

- На сегодня достаточно, Ян Виленович. Как всегда, вы забудете наш разговор. Так будет надежней.

В следующее мгновение кошка прыгнула и сорвала маску.

Она слетела на шею и повисла как ужасное второе лицо. На лбу Ирины алела царапина. Ее губы криво улыбнулись.

- У вас хорошая защитница, Ян Виленович.

Быстрым движением Ирина сняла маску и спрятала ее в кулек.

- А теперь я досчитаю до трех, вы очнетесь, коллега, и опять увидите свою пациентку. Один, два, три...

Ян вздрогнул и увидел Ирину.

- Спасибо, Ян Виленович, – сказала она, – сегодня я получила подлинное облегчение. Я пойду. Давайте встретимся завтра в то же время.

Продолжение следует…

Обсудить на форуме


	Забыли пароль?	Запомнить меня

Ассоциация Философского Искусства

ЯВЛЯЕТСЯ ЛИ ФИЛОСОФИЯ ТОЛЬКО НАУКОЙ?

ФИЛОСОФИЯ КАК ИСКУССТВО В СТРОГОМ И ШИРОКОМ СМЫСЛЕ

ФИЛОСОФИЯ И ПСИХОЛОГИЯ КАК ИСКУССТВО НА САЙТЕ АФИ

ФИЛОСОФСКОЕ ИСКУССТВО КАК ИСКУССТВО ДИАЛОГА

ФИЛОСОФСКОЕ ИСКУССТВО КАК ПСИХОАНАЛИЗ И АНДРОГИН-АНАЛИЗ

АФОРИЗМОТЕРАПИЯ И АНДРОИД-ФИЛОСОФ КАК НОУ-ХАУ В ФИЛОСОФСКОМ ИСКУССТВЕ